Ирина Волчок - Наваждение

Серия «Главный приз»

Маргарита очень любила эти закатные часы на море. Вроде еще не совсем вечер, а день уже подходит к концу. Море продолжает нежиться в какой-то особенной расслабленной красоте. И эта нега передается тебе, переходит в твое прогретое на солнышке тело. И так хочется побыть еще на пустеющем пляже, когда народ собирается пропустить стаканчик-другой аперитива перед ужином. Алекс тоже уже собрался. Черт бы побрал эту немецкую пунктуальность… Но к мужу она обратилась с доброжелательной улыбкой:

– Я побуду здесь еще немного, дорогой, ты не против? Очень уж вечер приятный.

– Конечно, – согласился Алекс. – Я пока пойду в бар, а ты потом присоединяйся.

Маргарита осталась одна. Побродила еще по пляжу, камешки побросала, поиграла с убегающей волной. Поймала себя на грустной мысли, что не по возрасту резвится. Хотя почему бы и нет? Вон как по вечерам престарелые немки скачут на дискотеке. Так что все нормально, жизнь продолжается в любом возрасте. Если, конечно, все для этой жизни имеется.

Тут Маргарита пожаловаться не могла. Ее Алекс неплохо зарабатывал. Начальство ценило его инженерные способности и опыт. До пенсии еще далеко. Да и не работать он не мог. Была ипотека, кое-какие кредиты, не говоря уже о налогах, страховках и других выплатах, о которых Маргарита только смутно догадывалась. Но при всем при этом она могла позволить себе не работать. Вернее, он позволял ей не работать. Да и какая работа могла быть у жены-иностранки, да еще бывшей тележурналистки?

Она наслаждалась жизнью в их небольшой, но уютной городской квартирке почти в центре Антверпена. Что уж там говорить, она была довольна своей теперешней жизнью и вряд ли согласилась бы ее поменять на что-то другое. Особенно если в чем-то другом не будет этого моря, этой предвечерней неги, этого безлюдного пляжа.

Хотя не совсем безлюдного. Служащие отеля бодро убирали лежаки, складывали аккуратной стопочкой матрасики, искали возможный мусор. Хороший отель, оправдывает свои пять звезд.

Она уже собралась уходить, когда заметила большую семью. Что это была целая семья, Рита не сразу поняла. Ее внимание сначала привлекли трое долговязых темноволосых парней, которые дрались… Нет, не дрались. Баловались так. Дети. Парни были очень похожи друг на друга, наверняка родственники, может быть, даже братья. Потом она заметила женщину, которая сидела на раскладном стуле чуть в стороне от играющих парней. Женщина была полностью одета. Во все черное. На ней, кажется, были даже черные чулки. Господи, это в такую-то жару. Парни направились к черной женщине.

Иногда Рита ловила себя на мысли, что ее часто одолевает бывшее профессиональное любопытство журналиста. Кто эти люди, кем они могли быть, чем занимаются, что может происходить в их жизни… Вот и сейчас Риту заинтересовала эта семья.

Похоже, эти трое действительно братья, а пожилая женщина – их мать. Впрочем, почему пожилая? Парням было лет по двадцать. Вряд ли их матери больше пятидесяти. Скорее всего, даже меньше. Да, на востоке женщины стареют быстрее, если, конечно, не принадлежат к высшему обществу. От мысли, что эта восточная женщина в черном вполне может оказаться ее ровесницей, Рите стало как-то грустно. Она уже почти собралась уходить, как вдруг заметила, что в сторону женщины направляется крупный седой мужчина. А вот и отец семейства. За руку он вел худенькую черноволосую девочку лет восьми. Девочка увидела черную женщину, обрадовалась, шустро поскакала к ней. Села на колени, обняла за шею. Сразу видно – младший любимый ребенок.

Папа, кажется, хотел показать строгость, что-то сказал, мать опустила глаза и что-то шепнула на ухо дочери.

Кто-то из парней позвал девочку: «Марго!» Маргариту будто током ударило. Марго… Почему девочку навивают ее именем, которым ее когда-то в молодости называл только один человек? Сандро. Нет, этого не может быть, потому что этого не может быть в принципе. Это прошло, улетучилось, исчезло в прошлой жизни, кануло в Лету, разбилось вдребезги, разлетелось осколками, которые так сильно изранили душу, и раны так долго болели… Маргарита заметила, что дрожит, как от холода. Она отвернулась и очень медленно пошла прочь. Прочь от этого наваждения, прочь от своих таких нереальных воспоминаний.

Следующая страница