Татьяна Костоварова - Нарисуй мне счастье

Небо над Москвой казалось картонным. Оно висело, словно элемент декора, но не для того, чтобы вдохновлять, а чтобы оттенять торжество стекла, бетона и целеустремлённости. И сегодня всё сияло особенно ярко: зал был наполнен людьми, цветами, вспышками камер и шампанским, словно глянцевая обложка с ожившей мечтой.

Лена стояла в идеально сидящем платье цвета утреннего персика. Стройная, с мягкими чертами лица и выразительными глазами орехового цвета, она выглядела безупречно – почти так же, как и в рекламных буклетах, которые сама же курировала. Её русые, чуть вьющиеся волосы были собраны в небрежный пучок – как и положено женщине, которая всё держит под контролем, но не забывает быть естественной. В руке – бокал. В голове – белый шум.

– Ты только посмотри, как он на тебя смотрит! – шептала ей коллега, толкая локтем в бок. – Сейчас будет! Я уверена.

Лена улыбалась. Автоматически. Как репетиция. Как всё, что происходило вокруг в последние несколько месяцев: работа, фотосессии, стратегия запуска нового продукта, встречи с инвесторами, салоны красоты, вечеринки, семейные звонки с одинаковыми вопросами. Особенно от мамы: "Ну что, Андрей когда уже решится?"

Андрей Лисицын, её жених, находился в центре зала. Высокий, с идеальной укладкой, в безупречном костюме, который, казалось, шили прямо на его самоуверенность. Он выглядел так, будто только что вышел из рекламы дорогих часов – что, в общем-то, было недалеко от правды. Его белоснежная улыбка и отточенные жесты казались врождёнными, но на самом деле были тщательно выверены. Андрей любил быть в центре внимания, умел блистать, очаровывать, убеждать. И за всем этим сиянием Лена давно научилась различать нечто другое – лёгкую фальшь, ускользающую теплоту, пустоту, прикрытую пафосом.

Он вышел на сцену. Камеры застучали затворами, гости притихли.

Андрей говорил красиво. Что-то о совместном пути, об идеальном союзе ума и страсти, о том, как много она для него значит. В зале кто-то уронил салфетку и с шумом попытался поднять. Кто-то всхлипнул. А у Лены в голове вдруг всплыло: "Сны с лестницами всегда про страх. Особенно, если не можешь подняться…"

Она вспомнила, как записала это в блокнот лет в восемь, когда после очередного сна бабушка объясняла, что подсознание никогда не врёт.

– Елена Артемьева… – Андрей повернулся к ней, блестя кольцом в коробочке. – Ты выйдешь за меня?

Все обернулись к ней, как по команде. Лена улыбнулась. Широко. Красиво. Как надо. И кивнула.

Аплодисменты были как шторм – оглушающие. Только внутри было странно тихо. Как в зале ожидания между двумя пересадками.

Она сказала «да». Всё шло по плану. Всё было правильно.

Вот только внутри что-то не пело, а дрожало.

***

Поздним вечером, уже дома, она включила тихую музыку, расстегнула молнию на спине платья и прошла босиком на кухню. Платье соскользнуло по телу, словно вода.

На столе лежал её старый блокнот – в кожаной обложке, с детскими рисунками в начале. В этом блокноте, который она вела с самого детства, Лена собирала сны и мысли, словно это были коды доступа к истине, которую пока не могла выразить словами.

Она открыла случайную страницу.

"Мне приснилось, что я стою на мосту. Внизу – река, но без воды. Все говорят: прыгай, ты же хочешь быть свободной. А я не знаю, хочу ли. Просто страшно остаться одной на этом мосту".

Она села, обняв себя за плечи.

Возможно, сны действительно что-то подсказывают. Или просто дают право сомневаться.

Завтра нужно будет сказать маме, что приедет. Где-то на недельку. Отдохнуть. Перезагрузиться. Как раз перед свадьбой.

И, может быть, попытаться понять: а если это не "надо", а "не хочу" – что тогда?

***

Утро пахло кофе и внезапной свободой.

Лена сидела на подоконнике в уютной пижаме, свесив ноги вниз. За окном – Москва, как всегда: спешит, мигает, гудит. А внутри – какая-то звенящая пауза. Словно кто-то нажал «плей», но забыл включить звук.