Ана Статина - Нарисованные люди

Ей хотелось вернуться и не брать конверт. Просто оставить его там. Забыть и жить дальше. Притвориться, что не видела; просто прикинуться дурой, как делают многие, ведь им это помогает. Ей хотелось вернуться туда и спрятать конверт. Бросить его в урну: уничтожить, сжечь вместе с отчетом за месяц. Только делать это нужно было тогда, а не сейчас, когда бумажное послание уже лежит в руках, а изображение внутри отпечаталось на сетчатке глаза, в голове, в мыслях.

Это без сомнений была она. Не узнать ее – невозможно, те же рыжие и вьющиеся волосы, длинная шея и крупная родинка на щеке. Она так запомнилась при первой встрече, что впоследствии взгляд сам подмечал в ее облике все новые и новые детали. В последний раз Диану Князеву видели выходящей из подъезда своего дома в ярком мятном пальто с белым шарфом. И то самое пальто на фото у нее в руках – только уже не мятного цвета, тот же шарф – далеко не белый, те же волосы и глаза, но губы разбиты в кровь, а на лице гримаса боли. В последний раз она видела Диану Князеву на снимке, но на другом. Тот снимок ей протянул оперативник, пришедший к ней на работу утром четверга, а сама Диана пропала вот уже как месяц назад.

Яна подскочила с дивана и бросила конверт с фотографией в сторону. Руки тряслись от ужаса, а в голове абсолютный сквозняк. Пришлось опереться о косяк двери, чтобы не рухнуть ничком на пол. Как это возможно? Почему именно она? Почему именно в ее рабочий день? Жалость к себе немного грела душу, но изменить ничего не могла. За растекшимся по щекам жаром последовал судорожный вдох, девушка утонула пальцами в собственных волосах, потянула пряди за корни. Что теперь будет? Внезапный стук в дверь заставил вздрогнуть, она кинулась к дивану и бросила поверх фото бугристую подушку, в это же мгновение дверь приоткрылась.

– Яна, – от теплого тона Раисы Степановны внутри девушки что-то оборвалось и тяжелым обухом полетело вниз, вероятно, это была ее совесть.

– Да? – сложно было узнать собственный голос, осипший и дрожащий.

– Тебе с работы звонят, говорят, мобильный недоступен, – милая, едва держащаяся на ногах без трости пожилая женщина выглядела обеспокоенной. Она глядела своим пронзительным взглядом на девушку и словно видела наяву тот ужас, что сковал тело Яны.

– Скажите им, что я перезвоню, – неслыханная наглость, по мнению ее начальства, если кто-то с работы сподобился позвонить на стационарный телефон, значит – дело и впрямь плохо. А уж отклонять этот вызов и вовсе – подобно казни египетской для жалкого подданного. Раиса Степановна тихо удалилась прочь, а Яна опустилась на диван и трясущейся рукой отодвинула подушку в сторону. Искаженное страданиями лицо Князевой явилось перед ней, вызывая новые приливы шока и паники. Частичкой себя девушка надеялась, что содержание фото причудилось, что ее нездоровая психика заменила приятный морской вид страшным зрелищем. Но надежды рухнули, как падают обычно рояли с подвесных тросов. Громко и обидно. Убрать фотографию было непросто, но она все же справилась. Плотно запечатывая конверт и отправляя его в сумку, Яна попыталась справиться с эмоциями, сдержать порывы позвонить в полицию, рассказать о случившемся, хоть с кем-то поделиться. Это было бы еще одним наиглупейшим поступком за двадцать лет жизни.

Подушечками пальцев растирая переносицу, она подняла лежащий на полу телефон, который уронила, едва увидела ту фотографию, и включила аппарат. Несколько пропущенных звонков в мессенджере и сообщения от начальства трелью уведомлений еще сильнее расшатали мнимое спокойствие девушки, пришлось звонить сразу же, трубку подняли мгновенно.

– Ну, привет. Когда начальство звонит, надо брать, – хрипловатый голос Насти был немного искажен связью, Яна могла поставить деньги на то, что женщина говорит с ней, держа сигарету в зубах, хотя на работе курить было запрещено.