Матс Ульссон - Наказать и дать умереть

Она хотела, чтобы ее отшлепали, только и всего.

Собственно, ничего необычного, но именно с этого все и началось.

А самое удивительное – я не сразу смекнул, что происходит.

Да и сама она, возможно, тоже.

Догадаться, что у нее на уме, было не так просто.

Ее лицо выражало то абсолютную уверенность, то высшую степень сомнения.

Хотела.

Возможно.

Совершенно точно.

Нет.

Да.

Разумеется, нет!

Не-а.

Ну…

Я всегда понимал их с первого взгляда, с первой улыбки, прежде чем они сами успевали сообразить, что к чему. Но только не в этом случае. И пока «американские горки» набирали высоту, я сидел спокойно, ожидая, когда наш вагончик достигнет пика и настанет пора мертвой хваткой вцепиться в поручень.

Я всегда знаю, чего хочу, и никогда не беру билет на «американские горки», не изучив характера траектории и конструкцию вагончиков. Но с ней все получилось иначе, и, будучи доминантом[1] по натуре, я позволил ей взять надо мной верх и добровольно влез в шкуру ягненка, которого ведут на заклание.

Или уж, скорее, козла.

Но не только это погубило меня.

Я дал промашку, оказался тугодумом.

Когда спохватился, было поздно. А ведь я занимался боксом, пусть и очень давно, и не мог не знать, что достаточно расслабиться лишь на мгновение, чтобы в следующую секунду оказаться в нокауте.

И здесь, как нельзя кстати, оказался защитный шлем.

Помимо всего прочего, я привык полностью контролировать ситуацию, и редко кому удавалось сбить меня с ног.

Я следовал правилу футбольного тренера Ларса Лагербека: ни малейшего упущенного шанса для молниеносной атаки.

Возможно, на службе я иногда и шел на поводу у обстоятельств, но только не в этом деле.

Собственно, поначалу я не заметил опасности и вел себя как доминант.

Даже если события нельзя предвидеть на сто процентов, к неожиданностям можно подготовиться, хотя бы попытаться.

Я подготовился, когда понял, чего она хочет. Пункт за пунктом пробегал глазами так хорошо известный мне список. Я ведь сам составлял его.

Все должно было пройти как по маслу.

Все полетело к черту.

Не исключено, что виной тому знакомство через Интернет.

Я не знаю.

Ни у кого не возникло бы сомнения, что это конец.

А между тем это было только начало.

Стокгольм, октябрь

Женщину, которая страстно желала или не желала вовсе, чтобы ее отшлепали, звали Ульрика Пальмгрен.

Она жила в Мальмё и занималась продажей вина.

На конференции в Стокгольме я сидел напротив нее, но более-менее познакомился с ней только через Интернет. Скорее менее, чем более.

Сам не пойму, почему мне вдруг расхотелось работать журналистом. Возможно, виной тому – моя вечная непоседливость или неуверенность в будущем печатного слова. Я не находил ему места в окружающей меня жизни.

Так же трудно объяснить, почему мне вздумалось потратить выходное пособие на открытие ресторана. Хотя, просидев полжизни в кабаках, я имел основания надеяться, что кое-что понимаю в этом деле.

Откуда она обо мне узнала – еще одна загадка. Но когда Ульрика Пальмгрен прибыла в Стокгольм, чтобы продать вино, произведенное рок-певцом, имя которого мне ни о чем не говорило, я значился в списке ее потенциальных покупателей.

В дневные часы бар отеля «Англе» на Стюреплан напоминает детский сад для взрослых. Здесь встречаются, отсюда звонят и переписываются по мейлу все, кому негде больше этим заняться. Раньше про таких говорили: «Носит свой офис в кармане».

Ульрика Пальмгрен расположилась в углу, с полным бутылок деревянным ящичком, и разложила на столе брошюры. Пробуя ее товар, один сорт кислее другого, я понадеялся, что в части музыки рок-певец преуспел больше, чем в виноделии. Время от времени я глядел в окно на стокгольмскую осень, подавляя желание немедленно побежать в Хумлегорден и попинать ногами шуршащие листья. Хотя это и несерьезно для мужчины моего возраста. Во всяком случае, для будущего ресторатора.