Владимир Древс, Алексей Корнелюк - На плохом счету у бога

Я люблю жизнь – и эта книга тому доказательство.

Сцены с насилием над собой – всего лишь литературный приём, не более.

Если мы пришли в этот мир, то точно не для того, чтобы сходить с поезда под названием «жизнь» раньше времени.

В картине мира ограниченного человека нет картины. Есть только рамки. Сверху, снизу и по бокам.

Я – тот самый ограниченный человек. Здрасьте. Таких, как я, вы встречаете на улице.

Мы держим нос по ветру, а внутри нас слоями прячутся комплексы и детские травмы.

Мы улыбаемся только губами. В наших дипломатах больше жизни, чем в наших сердцах.

Мы – клубок противоречий.

Мы любим жизнь, если за углом маячит смерть.

Мы ценим только то, что вот-вот закончится.

И раз уж я заговорил о смерти, давайте я расскажу вам свою историю.

Стоял тёплый денёк. Парк Горького жил своей жизнью. Всё как обычно: пели птицы, со звоном проезжали велосипедисты, топая, пробегали любители вернуть форму к лету. Всё как всегда. Рамки, рамки, рамки…

Я скинул узкие туфли и, поджав ноги, забрался на лавочку. Брюки от Brioni задрались. Я ослабил галстук. Положил холодную руку на шею и посмотрел на раскрытый дипломат. В нём мой смертный приговор. Ворох бумаг, означающий только одно – конец.

Если вы знаете, что такое оригами, и встречали в интернете всех этих милых бумажных птичек, то из моей кипы можно сложить виселицу. И там непременно буду я висеть и дрыгать ножками, потому что капитально облажался.

Давайте по порядку.

Могу ли я разрулить свои проблемы и не устраивать этот фарс ради слезинки? Не факт… Как в русской рулетке – может сложиться не в мою пользу.

Я влип.

Сдуру взятые обязательства и моя жадность привели меня к долгу в 86 миллионов рублей. А это уже тот случай, когда нянчиться со мной никто не будет. Мне аккуратно намекнули, что начнут с пальцев. Тех самых, которые мама в детстве называла «пальцами пианиста».

Я поморщился, представив удар молотка по фаланге мизинца.

Затем возьмутся за ногти – ибо зачем они на сломанных пальцах? Логика железная.

В общем, Иса шутить не будет. Я вообще не уверен, что он смеяться умеет. Иса – из тех, чья растительность на лице выглядит как забрало у рыцаря. Иса говорит так, что ты сам «нЭпрозвольнА» начинаешь про себя так же думать. Иса не расстаётся с портупеей, в которой по пистолету с каждой стороны. Зачем ему два – не знаю.

Иса любит запах свежего мяса и всегда (ВСЕГДА) знакомится со своими должниками в своём кафе. Там, где сам нанизывает баранину на шампуры. Надеюсь, баранину…

В общем, портрет ясен?

Теперь разберёмся, как я к Исе на радары попал.

Если мы с вами живем в одном измерении, то вы наверняка слышали про криптовалюту. Мои клиенты слышат «криптовалюта», я слышу «лёгкие деньги». Мои клиенты слышат «прыгайте в последний поезд», я слышу «халява, плиз». У меня по два уха, и у них столько же. Но мы слышим разное.

Я в эти циферки на счетах не верю. Я верю в твёрдый доллар и бессмертную жадность.

Мои клиенты – те, кто в начале нулевых воткнул палку в землю и ОПА! Неожиданно обнаружили нефтяную скважину. А я? Я в начале двухтысячных дрался палками с пацанами из другого двора. Но время идёт. Я вырос. Да и дяди причесали доход, подкрутили НДС, но жадность – она осталась. И тут нарисовался я.

С детства у меня язык подвешен. Обаяние пришло с молоком матери.

Когда ты растёшь без отца, учишься как придётся. Рано начинаешь зарабатывать, что-то суетишь, что-то мутишь. Набиваешь шишки, оскомины, обрастаешь цинизмом и вдруг понимаешь, что помимо основной религии всей Руси пустила корни другая конфессия под названием КЭШизм. Храм там, где рынок. Рынок там, где лавэ из одних сложенных в молитве рук переходит в другие.

Долгое время мне везло. Я, как положено, обзавёлся квартирой на Патриках. Прикупил Bentley цвета мокрого асфальта, в котором салон до сих пор пахнет кожей. Мой шкаф выглядел как второй филиал ЦУМа. Я был богат, холост (впрочем, холостяком и остался) и свободолюбив.