Илона Берент - На крыльях любви. Комедийные новеллы

Аполлинарий Семечкин был знатным в те времена прохиндеем. Вот только представьте себе его в профиль: шрапнелевые штаны в полоску (обязательно шотландского крою), беленький воротничок (естественно, накладной) белая рубашечка (такая же фальшивая, как и её хозяин), жилеточка под жаккард выделанная и чаще всего – солидное жабо (напрокат за 1 рубль). На ногах – туфли английские, лаком вскрытые (говорят, с пьяненького англичанина снял, что в кабаке свою память оставил), на голове – цилиндр с серебряной каёмочкой, на руках – белые аристократические перчатки, а на кончике пальца едва удерживает трость роговую. Звать себя рекомендовал он немного не мало – Аполлонием Адриановичем, хоть и отца его звали Петром. На крайний случай просил корректно обращаться к нему через «мсье». И вот сей субъект так щедро бриллиантином намажется, усики свои щипцами завьёт, парфюмом французским надушится, и вперёд – по дамам. Уж не знаю, чего вы там о нём успели подумать, но он таков был, что даму выбирал не по обличию, а по душевному настрою. Вот, к примеру, его новая знакомая, щедрую душу которой он разглядел соколиным оком за три версты, да ещё и в солнечную пору. Личико её беленькое за ажурным зонтиком детально заприметил, фигурку в корсетик затянутую измерил, и даже высмотрел название кораблика, откуда сошла дама на твёрдую землю. И вот они уже сидят в павильоне «Верне», созерцают пышные парижские безе на элегантных фарфоровых тарелочках. Ну а после десерта можно уже и что-то по крепче… И наконец, одной рукой он элегантно подталкивает ей рюмочку портвейна, тем самым пробираясь все ближе и ближе к глубинам ее сердца, а другой, под изящным маленьким столиком, нежно так гладит ей коленку, тем самым приближаясь к ее открытому ридикюлю и как следствие – портмоне. И когда мадама уже спотыкается раз на раз, и хочет вильнуть из стороны в сторону, как бродяга Монмартра после абсенту, значит – готова. Готова, чтобы её проводили на белый кораблик и помахали так вежливо ручкой в беленькой перчатке. Вот и конец всей романтике. А вы что подумали? Стыдно, товарищи! Никаких непристойностей после таких встреч не бывало. Почти не бывало. Но об этом упоминать не будем.

К вечеру мсье Аполлоний Семечкин в лучшем своём виде идёт проматывать «трофейные» двадцать семь рублей и пятнадцать копеек. Двенадцать – от сегодняшней дамы с кораблика, остальное – от вчерашней санаторской маменькиной «пышечки». Вам, наверное, интересно, часто ли выигрывает мсье Семечкин? Выигрывает, но так, по мелочи, и до рубля не доходит. Но неизменно и свято верит, что когда-нибудь ему «подфартит». И знаете, таки подфартит! Да ещё так, что повернётся вся его бестолковая жизнь.

У мсье Семечкина помимо смазливой натуры и сборного, как солянка, гардероба были ещё всякого рода расписки: вексели, закладные, процентные. Их была тьма тьмущая, как рой мошкары перед грозой. Кредиторы бегают да бегают за Семечкиным, но поймать не могут. Прячется хорошо. Цилиндр на глаза задвинет, голову в плечи спрячет, в пальтишко демисезонное укутается, на тросточку хромая опирается и от старичка-приезжего не отличить. Была и квартира у Семечкина, от отца, который вот уже пять лет как был покойником. Но не успел её сей Аполлон по закону получить, как тотчас же заложил страховому обществу. Деньжат не хватало, а рулетка ждать не будет, ставки растут и растут, авось на сей раз подфартит! Ан-нет, не подфартило… Всё проиграл в тот раз Семечкин. Квартиру, деньжата, и даже пиджак фирменный с английскими золотыми часами на цепочке, всё коту под хвост! Расстроился ли Семечкин? Ещё как! И даже на несколько минут потерял рассудок. Но увидев очередную де-муазель на причале, почивающую на корабельной кнехте^>1, вихрем устремился к ней, по пути обливаясь парфюмом и завивая усы щипцами. Что ж, на первое время будет и на кофейни, и на проезд в экипаже, и даже на бриллиантин. А дальше? А дальше видно будет…