Вера Авалиани - Мужья и жены Одиночества

Все больше людей в мире предпочитают дома находиться одни ночью. А ведь именно это – «один – ночь -естество». Кто с ним борется и от него страдает – тот воспринимает ситуацию трагически. А те, кто доволен   своим положением и предпочитают называть отсутствие пары свободой – те  ошибаются. Они в браке, поскольку, как за каменной стеной, за своим Одиночеством. Оно – их вторая половина, их законное счастье. Причем, у всех разное, но добровольно выбранное.

Мы живем среди почти магических достижений техники и гипертрофированных страстей ( по телевизору и интернету), но измельчавших и ленивых переживаний в реальности. Одиночество –  оно  ведь среднего рода…

Когда-то Бог велел плодиться и размножаться, теперь, когда население Земли превзошло все мыслимые пределы.  Бог, видимо, решил, что мы перестарались с репродукцией. И отменил указ. Теперь людям дали ответственность самим решать, нужна ли им семья, когда есть целые пастбища для секса без последствий.

Одиночество – модная тема для спекуляций и повод провести исследования и «накормить» гонорарами массу психологов и социологов. И они не растерялись.

Ромео Грегорин – успешный социолог за тридцать с черными итальянскими кудрями я такими яркими глазами, что их цвет был неестественно красивым, , на которого поглядывали все дамы в салоне боинга, летящего через океан очень благосклонно, проснулся опутанным распущенными волосами одной из самых красивых в мире женщин на сиденье самолета – своей жены Сашеньки. Надо было встать с кресла, чтобы пойти умыться. И  тем временем вспомнить свой сон. Видения в голове  путались, ускользали, состояли из обрывков воспоминаний о встречах в Москве, какие-то стыдные для него моменты. О двух из них он предпочел бы вообще не вспоминать ни во сне, ни наяву. Захотелось наконец стать честным с собой. И он, осторожно снимая пряди с лица любимой и  своего рыжеватого твидового пиджака от Тома Форда  поймал себя на мысли, что ему оказалось мало написать отчет о своих исследованиях на  тему, почему европеоиды ( в том числе славяне)  стали рожать во много раз  меньше детей, чем азиаты и африканцы. Что тормозит и их стремление вообще вступать в брак, хотя бы гражданский?

Люди, с которыми он познакомился так и просились в роман. Да и его иногда мерзкая роль в их жизни тоже требовала «изречения», но не исповеди, а… полу -художественного, чтобы Саше сказать, что это вымысел, а себе признаться, что так оно и было.

Козел – самое емкое слово. Оно в нескольких ситуациях в Москве подходило к нему лучше всего. И подумал он об этом в туалете, глядя на свой испускающий струю член. Ибо именно он напомнил, что ему есть что скрывать от своей красавицы-жены. И надо осторожно подготовить ее к мысли… Но на этом месте он умылся и стал надеяться на «авось» – все же он был американцем русского происхождения. И решил сосредоточиться на том, с чего ж начать роман.

В том, что в процессе написания он не столкнется с трудностями он был уверен. Ромео настолько привык вживаться в их мысли и обстоятельства, что сам себе удивлялся.

И Грегорин, не откладывая, прямо во время перелета назад в Москву после сих  медового месяца Александрой, проведенного у родителей в Вашингтоне, посмотрев на спящую красавицу в соседнем кресле, осторожно извлек планшет из сумки под сиденьем начал писать первую главу:

«Томное утро, когда не хочется ничего – даже спать. И это было так приятно, будто она на карусели в детстве. Но нужно на кастинг. Зоя попыталась сесть в постели, но не смогла. Поверх одеяла плетьми лежали руки – ее лелеемые ручки с наращёнными ногтями и идеальной кожей. Фарфоровой.

От слабости  и головокружения Зою замутило. Но есть не хотелось- это  точно.

–Пора бросать худеть, – испугалась она, когда при движении показалось, что комната вокруг начинает не кружиться, а расплываться от скорости вращения.  Ее красивая комната с великолепными обоями цвета сирени и вкраплениями золота, белой лаковой мебелью с  бутонами роз по фасадам. Ей стало страшно покинуть все это великолепие. В смысле навсегда. Душу-то неизвестно куда переселят на том свете.