Фрэнк Харрис - Моя жизнь и любовь. Книга 2

Когда в начале лета 1877 года разразилась русско-турецкая война, я сразу понял, что пришло мое время: я должен был на собственном опыте узнать, что такое современная война. И узнать это, увидев Россию и Балканы, а, возможно, и Турцию. Я должен был немедленно отправиться на фронт.

Интуиция подсказала мне, что за разрешением следует обратиться к генералу Скобелеву, завоевателю Туркестана. Я без промедления написал ему по-английски и по-французски и просил принять меня в качестве военного корреспондента от американских журналов. К тому времени две редакции уже согласились публиковать мои корреспонденции с мест боевых действий и обещали платить по двадцать долларов за колонку. К сожалению, на то время я был полным невеждой в этом деле и счёл такой гонорар справедливым.

В июне я был в Москве, остановился в «Славянском базаре» и снова написал Скобелеву, умоляя о встрече. К моему удивлению, очень скоро я узнал, что главнокомандующим назначен вовсе не Скобелев. Поначалу генерал вообще не имел назначения, и только после перехода Дуная и взятия Плевны получил должность своего рода помощника генерала Драгомирова[1].

Ни зависть, ни ревность не могли долго сдерживать этот возвышенный дух. Где бы ни появлялся в лагере Скобелев, он был заметным человеком. Первое, что я услышал о нем, была непристойная шутка. В очередном бою под генералом была убита лошадь. Выбираясь из-под неё, Скобелев сказал:

– По-вашему это женское дело – быть верхом на мужчине?

Его презрение к условностям оказалось для меня настоящей удачей. Через несколько дней по прибытию в боевой лагерь я был представлен генералу и поблагодарил его на своем лучшем, тщательно подготовленном французском языке. Скобелев только пожал плечами, но веселый блеск в его глазах полностью удовлетворил мои амбиции.

Генерал оставался бы для меня просто незаурядным человеком, если бы я устоял и не впал в перманентный восторг. Много лет спустя я рассказывал об этом лорду Уолсли[2]. В ответ он припомнил следующее.

– Все это напоминает мне Стэнли[3] в кампании в Ашанти. Он тоже неожиданно появился и попросил разрешения неотступно сопровождать меня. Я велел ему пребывать с прочими корреспондентами и не мешать мне воевать. С тех пор я время от времени замечал этого настырного парня всегда довольно близко от меня. Однажды мы попали в засаду дикарей. По ходу боя я заметил белого человека ярдах в сорока впереди и чуть справа от меня. Он был окружен дикарями, но не обращал на них внимания, поскольку вполне успешно стрелял в наступавших по фронту. Его хладнокровие и великолепная меткость поразили меня. Помощь пришла своевременно, дикари бежали. Тогда я не удержался и подошел посмотреть, кто этот герой. Да, это был тот самый настырный журналистишка. Он молча поклонился, а я спросил: «Разве вы не видели, что черные окружили вас?» «По правде говоря, генерал, – ответил он, почесывая колено, – я был так занят джентльменами впереди, что не обратил внимания на прочих». С этого времени мы стали друзьями, – заключил Уолсли. – Я полагаю, что вы со Скобелевым тоже стали друзьями? Храбрость в условиях большой опасности быстро разрушает все барьеры.

Как бы то ни было, мы со Скобелевым вскоре подружились. Искренняя человечность и презрение к условностям были непреодолимо привлекательны для меня. Было в генерале что-то простодушное, молодцеватое, что позволило ему принять мое восторженное восхищение, мое преклонение перед героем, если хотите. С тех пор я замечал такую же искреннюю доверчивость в других великих людях.

Скобелев был выше среднего роста, широкий и сильный. Большая борода и усы; лоб был широк и высок; нос толстый, еврейского типа; глаза серые и острые. Ничего примечательного в лице. Пылкость его характера проявлялась в быстрых резких движениях. Он всегда был готов нанести удар.

Была середина августа, когда у генерала появился первый шанс проявить себя. За неделю до этого Скобелев заявил, что ключом к Плевне был некий форт.