Кир Неизвестный - Москва на связи

Умрешь и ты.

Как близкие твои.

Во времени утонут и деяния.

И так останется навечно.

Лишь то, что люди будут помнить

В граните высекут словами –

Мы помним о тебе!

Юля бежала по утренней июньской Москве и видела её такой, какой она никогда не бывает, кроме этих коротких рассветных часов. Объятая нежной розовой негой, умытая, такая… беззащитная. Такой Москва нравилась девушке, благодаря её доступности. Открытости, словно в ней не пряталась двусмысленность, многоличность. Не было в ней человеческого копошения мыслей. Сама собой была Москва.

В наушниках играла мелодия, рекомендованная для утренних пробежек. Легкий ветер поднимал челку и вместе с пробуждение улиц, пробуждались эмоции в девушке, напитывались дневным потенциалом.

А еще в пробежках было то, что не мог дать день, и тем более вечер. Уединенность. Некое самадхи внутреннего и внешнего мира. Полное осознание целостности личности и мира. Их неделимости. Розовый восход над графическими границами города. Солнце наползало своими краями, словно нагревающийся блин на сковороде, на бетонные ограды многовековых человейников. И хотя эти бетонные постройки возвели недавно, но выглядели они так, словно были идейно рождены в темноте веков. Но это её не омрачало. Она привыкла к изрезанной разновеликими зубами панораме, и она не мешала.

Юля повернула на транспортном кольце. Ей осталось немного – взобраться в небольшой подъем, нырнуть в частокол пик и наконечников стальной калитки их огороженной от плебса территорию, а потом по короткой лестнице цокольного этажа, вбежать в нутро своего дома. Элитного подъезда, элитного дома, с элитными швейцарами – охранниками, обладавшими невыносимо цепкими взглядами.

На крути показался её квартал. Она провентилировала легкие, готовясь к финальному этапу, ускорила темп. Шагах в двадцати замаячила подозрительная фигура в длинном, почти до умытого асфальта, плаще. Все в ней говорило, что это был мужчина, причем не самого высокого достатка. Мужик стоял к ней, бегущей ему навстречу спиной, и что-то ковырял в руках. Она забеспокоилась и завертела головой в поисках альтернативного пути. Было бы очевидно перебежать автомобильную дорогу и продолжить путь по противоположной стороне, но к её неудовлетворению, там не было пешеходной зоны. Но, пока все было так не очевидно с мужиком впереди, девушка решила продолжить путь.

Фигура не торопясь повернулась, обожгла её восприятие неузнаваемой, нечеловеческой в струпьях отваливавшейся кожи, рожей. И она, вскрикнув, отпрянула. Мужик поднял кусок картона, на котором корявыми буквами, нацарапанное, в кляксах перелитой красной краски значилось:

– Адоржан уже здесь. Бойся его демонов. Спасай себя.

У отца появился новый водитель. Звали его Алексей. Кудрявый, улыбчивый и странно молчаливый. С вечно закатанными рукавами клетчатой рубашки, обнажающей жилистые предплечья. Сверху неизменная жилетка. Своим видом, Алексей попирал все то, что она знала о телохранителях. Она-то всегда мечтала о романтике историй похожих на фильм «Телохранитель»: черный лоснящийся костюм, идеальная вышколенность, черные солнцезащитные очки, офицерская осанка. Но всё это не касалось Лехи. И на все её просьбы одеться «нормально» и по-человечески начать выглядеть, всегда кивал головой и неизменно улыбался. Он всегда ей улыбался.

Алексей подогнал черный «Пульман», открыл дверь. Юля вошла, села на заднее сидение, хрустнувшее новой кожей, хлопнула парня по руке, отвергая его помощь, и попыталась сама толкнуть на себя дверь. Но она, словно заклинила, никак не поддавалась ей. Девушке, иногда казалось, стоя перед зеркалом и напрягая бицепс на худой руке, что силы в ней, что в мыши. И сейчас она еще больше в этом уверилась.

Водитель стоял терпеливо рядом и улыбался ей. Юлю раздражала в нем эта особенность, ей казалось, что он просто издевается. Но, в который раз посмотрев ему в глаза, она понимала, что Алексей не садист. Он просто такой, всегда такой.