Геннадий Головко - Миранда

Вот и пенсия подобралась. Незаметная такая и, на первый взгляд, не настоящая. Хотя, если приглядеться в зеркало внимательно – точно ОНА, а ненастоящая – это та, за выслугу лет, отданных безвозмездно нашей любимой Родине. Почему безвозмездно? Так потому, что прослужил четверть века и ничего не нажил. Дохлая квартирка и невидимая невооруженным глазом пенсия. Из «видимого» – разноцветный и разнокалиберный букет болячек.

Так рассуждал Серега Михайлов, мой старый приятель, сидя на рыбалке в совершеннейшем одиночестве на берегу небольшой речушки в Новгородской области. Ну а что еще делать? Работы в этой дыре нет, а за копейки горбатиться надоело. Как раб на галерах – гребешь из последних сил за тарелку баланды. Ну, на баланду мне и так хватит. Благо что Берта (жена) еще работает врачом в местной больнице. Хоть какая-то, а копейка в дом. Сын уехал в Питер, живет, вроде, нормально, у него две дочи-девчушки-погодки. Такие уж раскрасавицы! А вот деда с бабкой навещают редко. Ну, ничего, скоро переберемся в Финляндию, вот там заживем! Просто дед Берты недавно закончил свое земное существование и благополучно оставил этот мир, не дожив года до векового юбилея. Любопытно, все финны такие живучие? Мы с женой там никогда не были, иногда Берта звонила деду, то да се, как здоровье, дела? У него всегда было все хорошо. А тут внезапно взял, да и помер. Правда, перед смертью успели пообщаться по скайпу. Дед хоть и древний был, но еще крепкий, как боровик. Окладистая шкиперская белая борода, прищуренные маленькие глазки в обрамлении сетей-морщин. Маленькие, но какие-то живые, свет излучают. Точно не похожи на глаза больного. Странно как-то. А еще более странно, что, прощаясь, он как-то замялся, притупил взгляд, как будто бы был в чем-то виноват.

– Дед, что с тобой? Ты что-то хочешь сказать?

– Да ничего особого, внучка… Понимаешь… Тут такое дело. Давно хотел тебе сказать…

– Ну так говори. Что ты мнешься?

– Да хотел, чтобы вы после смерти моей приехали сюда и жили здесь. Как вы на это смотрите?

Берта пожала плечами. – Да что нам с Серегой надо на пенсии? Кусок хлеба есть, и ладно. Сергей вон на рыбалку, да на охоту ходит, нам и хватает. Да я еще работаю. Куда нам твой дом содержать? Он вон у тебя какой большой, два этажа, куча построек, поле, лес. За все это нужно платить. Откуда у нас столько денег?

– Да ты, внучка, не переживай! – оживился дед. – Деньги у меня есть. Вам на ваш век хватит. Еще и останется. Я деньжат-то подкопил, все вам оставлю. У меня ж кроме тебя никого нет. Померли все. А мне куда? Могилку мне соорудите, и слава Богу! Не понесу ж я деньги на тот свет? Что ме, чертей в аду подкупать, что ли, чтоб не сильно жарили? – дед смешно захихикал.

– А почему ж в аду? Ты что, дед, подпольный грешник? Не слышала, чтобы за тобой смертные грехи водились.

Дед махнул рукой. – Всяко бывало.

– Что-то ты, дед, не договариваешь. Давай уж теперь, как на духу. Как на исповеди. Признавайся, чем нагрешил?

– Да я уж признался. Богу. В церковь-то я не хожу. Богу-то верю, а вот попам никакой веры нет, жулики сплошные, да пьяницы. Так что, ОН все теперь знает. А вот тебе я оставил свой дневник, он вот тут, в сундуке припрятан, справа в нижнем углу. Ты как приедешь, прочитай, поймешь. Души вы чистые, с вами ничего не будет.

– Дед, ты нас пугаешь, что ли? Да что там у тебя такое творится?

– Ай, да ничего, ничего! Зря я этот разговор затеял, напугал вас только. Все нормально. Приезжайте скорее. Я на завтра спланировал похороны.

Тут дед начал подробно рассказывать, как и где его похоронить, где находятся деньги и документы на дом, ну все такое прочее, не веселое.

Сергей с Бертой после разговора того переглянулись, вздохнули понятливо, повертели пальцем у виска, да и махнули рукой. Ну человеку уж 99 лет, чего только он сам себе не выдумает? Вид у него бодрый, еще сто лет проживет. А на следующий день пришла телеграмма о том, что он-таки, помер. Ты смотри! Даже о телеграмме позаботился. А может он того, поспешил ее отправить? Давай-ка ему позвоним! Долго слушали гудки, наконец, на том конце кто-то откликнулся, но, почему-то на финском языке.