Маргарита Митрохина - Маленький белый заяц Динь

Эта история случилась в нашем лесу в самом начале декабря, когда на землю только-только выпал первый снег и укрыл опавшие листья сахарной пудрой.

Мир вокруг стал чистым и прозрачным, в воздухе явственно запахло мандаринами и праздником, а на хмурых лицах вечно спешащих людей расцвели улыбки. И хоть до Нового года оставался еще целый месяц, люди выходили на улицу, чувствовали этот неповторимый аромат и радовались, сами не зная, чему. Просто все устали от слякоти и дождей.

В такой вот чудесный день первого снега какой-то недобрый человек пошел в лес на охоту и подстрелил молодую зайчиху.

Так начинается эта история.

***

Но расскажу обо всем по порядку. Я живу в небольшом поселке – кругом леса, поля и реки. Как в песне. Живем мы вдвоем с моим псом Афоней. Афоня наполовину такса, наполовину кто-то побольше. Как называет его мой закадычный друг дятел Семеныч – зверюга.

Зверюга Афоня больше всего на свете любит спать и есть. Больше, чем спать, он любит только когда приезжает моя дочка и идет с ним гулять в лес. Но дочь живет в Москве с моим внуком, и они уже очень давно не навещали нас.

Вот и на нынешний Новый год не приедут. Дочка позвонила и сказала, что работает почти без выходных.

Когда на сердце грустно, и отчего-то щемит в груди, мы с Афоней идем в лес. Там тоска проходит сама собой. Там нам всегда рады и всегда нас ждут.

Возле старого дуба – наше с дятлом Семенычем место встречи. Я сажусь на поваленную корягу, закуриваю папироску и слышу знакомый стук.

Тяжесть в груди незаметно проходит. Сейчас Семеныч расскажет какую-нибудь свеженькую лесную новость или историю, которые мне очень нравится слушать. Иногда я записываю некоторые. Лесные сплетни – очень похожи на наши, человеческие. Все у них как у людей.

Да, я совсем забыл сказать вам самую главную вещь – я умею понимать зверей. Люблю я очень лесное зверье, и они ко мне тянутся в ответ.

– Здравствуй, дружище! – Семеныч легок на помине. – Все куришь?

– Никак не брошу, – запрокинув голову, приветственно машу рукой и пытаюсь разглядеть его на дубе. – Давай спускайся, потрещим.

Дятел слетает на нижний сук. Афоня радуется ему и прыгает, уши его при этом подпрыгивают тоже.

– Я тебе не сорока, чтобы трещать.

Я смеюсь: Семеныч не в духе, сразу видно.

– Что стряслось, старина?

Дятел сосредоточенно долбит клювом ствол.

– Что-что… Зима.

А, вот оно что. Зима! Сложнее добывать корм.

Я зачерпываю горсть снега и перебираю в руке.

– Что нового, Семеныч? Отвлекись от еды.

– Да ничего особенного. На днях барсук с хорьком опять разругались в пух и прах. В прямом смысле: пух так и летел, когда они выясняли отношения.

– В чем же причина? – полюбопытствовал я.

– Не сошлись в политических вопросах.

– Всегда удивляюсь, насколько политизирован здешний лес, – озадаченно пробормотал себе под нос я. – Куда ни плюнь, попадешь в зверя с активной гражданской позицией.

– И не говори, – хмыкнул Семеныч. – И ведь мы даже не Московская область.

– А что с Московской областью?

Дятел снова хмыкнул.

– Так известно, что: там все повально политиками заделались. Близость столичных лесов сказывается.

Я вздохнул и потрепал за ухом пристроившегося рядом Афоню.

– Расскажи что-нибудь доброе и рождественское, Семеныч. Что-то опять взгрустнулось.

Я закурил еще одну. Семеныч задумался.

– Расскажи ему про маленького зайца, Семеныч, – я и не заметил, как к нашей компании подтянулся волк Афанасий.

Зверюга Афоня его побаивается и недолюбливает, но совершенно зря: Афанасий добрейшей души волк, он и мухи когтем не тронет. Но Афоня ничего не может, видимо, с собой поделать. Вот и сейчас, увидев волка, пес сразу подскочил и, сухо поприветствовав того, деловито побежал копаться в старом пне.

Семеныч замахал крыльями.

– Ох, про маленького зайца Динь! Ох, ох, ох, моя душенька не выдержит…, – запричитал он. – Такая грустная история, сердце разрывается.

– А что такое? – заинтересовался я. – Что случилось с этим зайцем?