Никита Горшкалев - Малахитовый лес

В белой рубашке с закатанными по локоть рукавами и двумя расстёгнутыми верхними пуговицами, в чёрных брюках и в чёрных, начищенных до блеска туфлях по вытоптанной тропе мимо увитого колючей проволокой кирпичного забора шёл юный кинокефал. В руках Астра – так звали юного кинокефала – нёс коробку, накрытую зелёной вязаной кофтой, которую он всегда предусмотрительно брал с собой, на случай если вечером его застанет прохлада.

Беспечный июньский ветер распахивал его рубашку, обнажая белошёрстную грудь, и какая-то разгульная беспечность утвердилась в Астре этим ясным, животворящим утром. Юный кинокефал чеканил шаг, горделиво – хотя гордость была ему не присуща, – задрав свой большой чёрный атласный нос на вытянутой волчьей морде и улыбаясь такой счастливой улыбкой, какую увидишь лишь у тех, кто вырвался из заточения. Широко открытыми голубыми, как небо, глазами он с неутолимой жаждой познавал окружающий мир, будто впервые его видел, будто не исходил здесь всё вдоль и поперёк. Оттопыренными мясистыми ушами с витиеватыми изгибами и изломами хрящей, которые хотелось, не спрашивая разрешения у их владельца, взять и мять в пальцах, Астра прислушивался, как из поднебесья со звоном сыпались крики ласточек, словно столовое серебро со стола – небесной тверди – с голубой скатертью, на котором птицы накрывали себе завтрак.

Дойдя до конца кирпичного забора, он вышел на развилку: слева тропа убегала в тенистую аллею тополей, а справа вела напрямик к дому, где жил юный кинокефал. «По какой бы дорожке пойти? – подумал Астра и решил: – Пойду, как обычно, направо».

Астра частенько любил задавать себе необъятные, масштабные, мировые вопросы – мелкие, «подножные» вопросики редко занимали его ум, навевая лишь смертную скуку. Вот и сейчас он предавался задумчивости, размышляя: «Почему нас называют кинокефалами? Ведь кинокефал – это, по определению, тот, у кого только голова собачья или волчья, а я весь в шерсти, с когтями, две руки, две ноги, да ещё и с хвостом – вот он, сзади болтается. Почему именно это неточное понятие вошло в обиход? А главное, почему все с ним согласны и никто не спорит? Может быть, оно гораздо глубже, чем я его понимаю? Может, оно про нашу суть, сущность, про наш внутренний вид, не внешний?»

Вдруг как из-под земли вырос рысь-феликефал (феликефалы отличались от кинокефалов только тем, что были из семейства кошачьих) в длинном чёрном пальто, прервав размышления Астры. Феликефал воровато озирался и, поймав на пустынной тропе живую душу, подозвал:

– Эй, паренёк! – низенький, плечистый рысь-феликефал с ушлым, плутовским взглядом и бегающими, хитрющими глазками поманил пальцем. Именно что глазками: сверкающие, тонкие, как кончики игл, они, подобно маятнику, качались из стороны в сторону.

– Я? – Астра изобразил удивление, хотя было ясно, что вокруг, кроме него, никого нет.

– Да, ты! Подь сюды.

Астра всем нутром почуял, что его сейчас попытаются облапошить, но сердце юного кинокефала, изо всех сил стремящееся к добродетели, откликалось на любые просьбы, от кого бы они ни шли, и принуждало отвечать на них утвердительно – и больше никак.

– Вам чем-нибудь помочь? – сочувствующим голоском пролепетал он, поставив коробку на землю.

– Помочь? – насупился феликефал. – Не-не-не! А хотя… – он как-то серьёзно задумался, и к блеску его глаз добавился хищнический блеск зубов. – Хотя кое в чём ты мне подсобить можешь.

– В чём? – спросил Астра и почти сразу пожалел, что спросил.

– На-ка, погляди, что у меня есть! – сказал феликефал и ловким движением извлёк из внутреннего кармана плаща кисточку, держа её в крючковатых и грязных когтях. Кисть эта, как сразу отметил про себя Астра, была не совсем обычной, хоть внешне не отличалась от самой что ни на есть обыкновенной и ничем не примечательной кисти. Внутри необычной кисточки содержался особый стержень из малахитовой травы. И догадку Астры подтвердил феликефал: он изобразил в воздухе волнистую линию, волосяной пучок загорелся тёмно-зелёным светом, на дорогу, извиваясь, упала тонкая, как шнурок, бисерная змейка и уползла прочь. Такими змейками художники, как правило, развлекали ребятню на ярмарках – изобразить её большого таланта не стоит, малахитовой краски расходуются крохи, а дети никогда не уйдут разочарованными, и в карман художника упадёт пара сильфий.