Анастасия Малькова - Луна всегда встретится с Землёй

Когда Стефан ехал в такси, он проигрывал в голове сцену, развернувшуюся на дороге, и находил все больше вопросов. Откуда пистолет? Каким образом Юлиан оказался в этой машине? Он как-то влиял на водителя? Почему случилось столкновение, почему после него Юлиан выстрелил в водителя? Это все выглядело, как сюжет проходного детективного фильмеца, сценарий которого написанной человеком, нисколько не постаравшимся над её созданием, поэтому и родившим наиглупейшее нечто с сюжетными дырами. Зрители же схавают. Но у Стефана началось несварение.

Встретив Алена в холле детской больницы, Стефан его не узнал: ссутуленный, измученный, помятый Ален, который смотрел так несчастно, что сердце болезненно сжалось. Лицо его исказили скорбь и подавленность, брови были напряженно сведены к переносице, щека залеплена. Заприметив Стефана у входа, он ускорил шаг, почти перешел на бег, чтобы как можно скорее сократить расстояние.

Стефан подивился такой спешке, но и сам стал шагать более размашисто – два шага соответствовали трем обычным. Больше он сделать не успел, потому что Ален подлетел к нему.

– Стефан! – выпалил он.

Стефан обомлел и затаил дыхание, боясь наполнить легкие воздухом. Ален с силой сжал его в объятиях, взяв в захват даже руки, из-за чего Стефан не мог ими пошевелить. В их дружбе никогда не было места объятиям. Никто не обнимал много лет – так долго, что Стефан забыл, каково это. Какой толк, какой выхлоп от объятий?

Стефан даже был рад, что руки были обездвижены, потому что он не знал, куда их деть. Для него было дикостью обнять кого-то в ответ. Было дикостью то, что Ален, который за три месяца не решился настолько преодолеть личную дистанцию Стефана, сделал это в такой сложный момент.

Ален искал поддержки в нём, потому и обнял. Стефану стало еще горше. Ален обнимал того, кто был виноват во всем, что сегодня произошло. Пригрел на груди гадюку и думал, что это она делает его теплее.

«Солнце выгорит

Мысли выбыли

Где бы мы были?»

Ален отстранился через долгую минуту объятий, которой Стефан позволил состояться. Выглядел Ален все так же плохо и, кажется, небольшая жертва Стефана ничуть не помогла ему воспрянуть духом. Ну, если только на самую малость.

– Ты как? – спросил Стефан, хоть и понимал, как же банален вопрос. Он задавал его Эмбер и уже тогда имел повод убедиться в этом, но все равно наступил на те же грабли.

Ален походил на затравленного зверя. Он нервно кусал нижнюю губу и не отвечал. Тишина разбухала от ожидания чего-то страшного.

– Врачи сообщили родителям о том, что Мартин и Пахита в больнице, – начал он, и голос его был тих, как шелестящая осенняя листва. Он был и таким же умирающим и опадающим наземь. – Они скоро приедут и меня убьют. Стефан, мне страшно!

Последнюю фразу порывисто выкрикнул, вкладывая в неё всю надрывную панику. Он снова посмотрел на Стефана с мольбой, отчаянно ища в нём союзника. Стефан готов был отдать все за то, чтобы дать Алену чувство безопасности, но он слабый источник тепла для озябшего на стылом холоде судьбы.

Стефан хотел упасть перед Аленом на колени и начать вымаливать прощения за то, о чем Ален не знал. Однако вместо этого Стефан произнёс, ведя борьбу с собой:

– Всё будет хорошо. Я ведь рядом. Ты не один.

Его не покидало чувство, что он безбожно врёт Алену, лишь бы усыпить бдительность. Так он соврал Эмбер, пусть и неосознанно. Он пытался тогда уверить в хорошем сходе и её, и себя, сейчас делал то же самое. Получилось ли что-то хорошее?

И Ален, такой наивный Ален, повелся. Немного повеселел, вцепился в повешенную на его уши итальянскую лапшу, как в спасительную соломинку.

///

Как выяснилось, у Пахиты черепно-мозговая травма, а у Мартина ушиб грудной клетки и перелом костей левой голени. Радовало то, что они живы, что их состояние не критическое.

Ален не находил себе места, молясь, что его пустят хотя бы к кому-то из детей. К счастью, такой шанс выпал: врач разрешил посетить Мартина. Состояние Пахиты хуже из-за травмы головы, ей был предписан полный покой, визиты запретили.