Дмитрий Болдин - Лишний
Всем, у кого было хорошее прошлое
© Дмитрий Болдин
© Издание на русском языке, оформление. Строки
Миру хоронили в закрытом гробу, а потому нельзя было узнать, что на ней надето. Рядом с гробом, красивым и дорогим, стояли Александра Андреевна и Павел Валерьевич – родители Миры. Когда-то жизнерадостные люди, которых в детстве я видел почти каждый день, у которых часто оставался на ночь, которые показывали мне записи своих путешествий с Мирой по Европе, сейчас больше напоминали белые гипсовые фигуры с искаженными лицами. Позади стоял охранник, держа над ними большой черный зонт. Его глаза, обычно непрестанно бегавшие и фиксировавшие каждое движение, теперь смотрели на темно-коричневый гроб.
По другую сторону гроба стояли все те, с кем когда-то мы были не разлей вода. Артем во всем черном: черная рубашка, черный костюм, черные очки-авиаторы. Под руку с ним Катя, чей траурный аутфит освежал лишь бежевый платок. Она то и дело запускала его уголки под очки, чтобы утереть слезы. В какой-то момент наши взгляды встретились – по крайней мере, в ее очках я увидел свое отражение. Она кивнула в мою сторону, я кивнул в ответ, потом на меня посмотрел Артем, и я отвел взгляд к небу, с которого падали крупные капли июльского дождя.
Рядом с Катей – Ксюша, Света, Алекс. Никто не пытался сдерживать слезы. Забывшись, я долго простоял, опершись на дорожный чемодан, и думал, почему Миру хоронят в закрытом гробу, ведь не было никаких следов насилия. Ее тело нашли на скамейке на детской площадке у дома, в котором когда-то жила ее семья, по соседству с нами, пока Павел Валерьевич не стал зарабатывать больше и они не уехали оттуда. На той самой детской площадке, где мы когда-то до вечера качались на качелях, учились кататься на велосипедах, где растворяли стержни разноцветных фломастеров в бутылках с водой и представляли, что это самый настоящий яд, а потом этой водой поливали соседние клумбы в надежде, что завтра цветы высохнут. Мертвая Мира неподвижно сидела на той скамейке, с которой в детстве родители наблюдали за нами. Голова запрокинута назад, глаза полуприкрыты. Тело в восемь утра по Москве обнаружил мужчина, который вышел на прогулку с собакой.
В кармане провибрировал телефон. На дисплее горело сообщение: «Your driver has arrived». Я в последний раз посмотрел на гроб, потом на родителей Миры, взял чемодан и вышел из толпы незнакомых мне по сути людей.
На полпути к выходу с кладбища я услышал знакомый голос за спиной:
– Андрей, подожди! Пожалуйста!
Я повернулся. В мою сторону быстро шла Катя. Ее кроссовки были в земле, а ветер выворачивал зонт в руках. Я взял зонт, чтобы он укрывал от дождя нас обоих. В ее зеркальных стеклах я увидел, как по моему лбу стекают капли, и свободной рукой вытер лицо.
От Кати пахло сигаретами, а в голосе ощущалось волнение. Причем не оттого, что от нас навсегда ушла подруга, а какое-то другое.
– Андрей, ты куда?
– Такси приехало.
– Ты надолго? – спросила Катя, и по ее щеке скатилась слеза, которую она в секунду смахнула.
– Еще не знаю. Не брал обратный, я только с самолета, – ответил я. В кармане снова провибрировал телефон.
– Ты домой?
– Да, мне нужно выспаться.
– Приезжай вечером к Свете, мы у нее собираемся… – Катя сделала вздох. – …Вспомнить Миру.
За спиной Кати толпа людей в эту секунду прощалась с усопшей. Черные силуэты, полускрытые под черными куполами зонтов.
– Не знаю… Я очень устал. – Я посмотрел на асфальт.
– Мы тебя не видели два года. Никто не видел.
– Постараюсь.
– Обещаешь?
– Я постараюсь…
– Пожалуйста.
Катя забрала зонт и отступила. Я направился к выходу.
– Андрей!
Я обернулся.
– Мы все куда-то исчезаем, – сказала Катя и слилась с черными силуэтами.
Я просыпаюсь от звука разбившегося стекла. Какое-то время просто лежу и смотрю в потолок, пытаясь осознать тот факт, что меня здесь не было два года и за это время в комнате ничего не поменялось. Как будто сюда просто никто не заходил. На стене висит хоккейное джерси с автографом Ягра. На письменном столе свалены какие-то книги на английском, рядом стопка исписанных записных книжек. Что в них – не помню. После долгого перелета и смены часовых поясов чувствую себя не так уж плохо.