Яна Гаврилова - Лис и Теа.Роквью

Яна Гаврилова

«Лис и Теа»

Моему папе.

Ушедшему в другой мир,

но продолжающему жить в моем сердце.

Пролог

Теа

Рединг. Штат Пенсильвания.

Пятью годами ранее.

Совершив финальные толчки Дарен скатывается с меня и падает спиной на старый прокуренный матрас. Наше прерывистое дыхание отскакивает от стен заброшенного домика, который стал маленьким пристанищем, в котором мы можем укрыться от внешнего мира. Здесь мы не более, чем просто двое влюбленных и пусть за дверью этого дома мы по-прежнему остаёмся дочерью владельца похоронного бюро и сиротой без определённого места жительства.

Мы делаем это каждый день.

И с каждым днём мне нравится все больше.

Я сажусь, прикрываясь простыней и чувствую, как крошечные капли пота, скатываются по моей спине. Несмотря на то, что сейчас ранняя весна, а в домике нет отопления, мне жарко. Жар, который дарит мне Дарен намного сильнее тепла от радиатора.

Ладонь Дарена опускается на мою спину.

– Детка, мне так хорошо с тобой, – мурлычет парень и я ощущаю себя самой счастливой на планете. Раздаётся щелчок зажигалки и комнату заполняет запах сигаретного дыма.

– Мне надоело прятаться, – произношу я, не скрывая обиды, – Ты – мой парень. Почему мы не можем быть, как обычная пара?

Дарен делает долгую затяжку и выпускает белое облако дыма.

– Потому что я беспризорник, Теа. Сбежавший из приюта сирота. У меня ничего нет, кроме этого матраса и пары поношенных носков.

– Я хочу представить тебя своему отцу.

Он делает еще одну затяжку.

– Ничего не выйдет, детка. Ни один нормальный отец не позволит своей дочери встречаться с таким, как я.

– Но я хочу попробовать, – не отступаю я.

– Нет, – резко обрывает Дарен, и я проглатываю слезы. Пусть Дарен против, но я все – равно поговорю с отцом, когда вернусь домой. Может папа сможет помочь Дарену и даст ему работу в своем похоронном агентстве, чтобы он смог снять себе жилье и больше не возвращаться в этот заброшенный домик.

Дарен садится и заставляет меня посмотреть на него. Нежно убирает прядь волос с моего лица.

– Детка, в этом нет смысла. Скоро ты уедешь в колледж. Поселишься в кампусе. Парни будут рвать друг другу глотки за возможность быть с тобой, а я буду счастлив знать, что когда – то ты была моей. Знать, что я опередил их всех и стал первым.

Не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями я прижимаюсь к губам Дарена, и он с готовностью отвечает на поцелуй. Сама не понимаю почему, но я плачу.

– Спой мне, малышка, – просит Дарен, когда наш поцелуй прерывается. Нам трудно дышать, но ничто не сравнится с этими мгновениями, – Я так люблю слушать, как ты поешь.

Не в силах противится ему, я открываю рот и начинаю петь. Тихо, иногда срываясь на шепот, но я пою для Дарена. Слова отскакивают от стен заброшенного домика, наполняя его пустоту смыслом, которого прежде он был лишен. Слезы катятся по моему лицу, и я чувствую их вкус на своих губах.

Мы прощаемся.

Пусть Дарен не произносит этого вслух, но в глубине души я знаю, что это наш последний вечер вместе.

О нашей связи с Дареном знает только мой лучший друг Харпи. Харпи не мой отец, но он тоже против, чтобы я встречалась с Дареном, пусть и пообещал не выдавать меня, пока не почувствует угрозу.

Мы с Дареном познакомились в последний день музыкального фестиваля, который ежегодно проходит в Рединге в конце лета и мое глупое сердце внезапно забилось чаще. От него пахло бензином, а под ногтями было засохшее машинное масло. Но его завораживающие глаза цвета арахисовой пасты и обаяние, которым наделила его природа, сделали свое дело и в этот же вечер я разрешила Дарену себя поцеловать.

Через месяц я позволила ему больше, чем просто невинные поцелуи. Я перешла черту, которую прежде не переступала ни с кем и это не казалось мне чем – то неправильным. Быть с Дареном было правильно, а все остальное не имело значения.

Я поднимаюсь с матраса и неторопливо одеваюсь, чувствуя на себе взгляд Дарена. Я осознаю, что вероятнее всего больше не увижу его.