← К описанию

Елена Майорова - Личная жизнь Петра Великого



Введение

В последнее время одно из самых упоминаемых в России имен – имя Петра Великого. В 2008 году первый император всероссийский чуть было не победил в телепроекте «Имя России». Откуда такая привязанность к царю, жившему более трех веков назад? Потому что он «железною уздою Россию поднял на дыбы»? «Прорубил окно в Европу»? Разбил шведов под Полтавой? Построил Петербург?

Может быть, это всего лишь результат недостаточной осведомленности о деяниях и личности первого российского императора?

Ведь средний россиянин знал о Великом Реформаторе в основном из изданной в 1785 году на немецком языке книги Якова Штелина «Подлинные анекдоты о Петре Великом, услышанные из уст уважаемых особ в Москве и Петербурге и спасенные от забвения». Штелин был приглашен в Россию в 1735 году, когда здравствовали еще многие люди, знавшие Петра лично, и была достаточно свежа память о его необыкновенном правлении. Как это всегда бывает, воспоминания молодости, стремление заявить о своей причастности к «деланью» истории заставляли рассказчиков забывать неприглядные страницы былого и с умилением вспоминать только доблестные поступки или забавные происшествия. Услышанные разговоры и рассказы о первом русском императоре Штелин оформил в книгу.

Похожая ситуация привела к изданию доморощенных «Рассказов А.К. Нартова о Петре Великом», которые подготовил сын личного токаря монарха.

Исследования доказали легендарность подавляющего большинства этих рассказов. Их источником стали более поздние известия исследователей жизни императора, подвергнутые значительной литературной обработке публикатора. Можно сказать с уверенностью, что появление этих легенд имело заказной характер.

Память о Петре Великом разошлась на анекдоты – в свое время так называли забавные истории из жизни. Петровские легенды и анекдоты пересказывались во множестве вариантов, чтобы в наши дни сложиться в некую как бы удостоверенную временем и признанную единственно возможной версию.

Но главным признаком анекдотов во все времена являлось то, что они не обязательно были правдивы.

В общественное сознание культ Петра I стал внедряться с 1741 года, когда на престол вступила его дочь, «искра петрова», императрица Елизавета. Она усиленно содействовала формированию образа Петра – созидателя новой России, непобедимого воина и мудрого законодателя, отринувшего все отжившее, мешающее стране двигаться по пути прогресса. Многие новшества, введенные прежними царями, особенно Алексеем Михайловичем и Федором Алексеевичем, замалчивались и как бы передвигались на годы правления Петра I. Так, «во всех делах разрядом не считаться» требовал еще Борис Годунов, в практику российской жизни это начинание ввел царь Федор Алексеевич, а приписано оно Преобразователю Петру.

Екатерина II заказала самому Вольтеру написать историю Петра I, которого провозгласила своим учителем и идейным предшественником. Ею двигало стремление создать государственный миф, в основе которого лежало представление о Петре I как об отце Отечества, завещавшем императрице и свои выдающиеся личные качества, и полномочия на дальнейшие преобразования страны.

Социальную моду на возвеличивание пращура на много лет определил царь Николай I Павлович.

В коллективном парадном портрете первого русского императора, нарисованном в николаевскую эпоху, не было ни одного темного мазка. Это – мудрый царь, справедливый благотворитель, добронравный муж, и у него нет ничего общего с тем бесчеловечным угнетателем, кто разорял подданных, грабил церкви; кто был столь злопамятен, что приказал вырыть – через годы – трупы казненных стрельцов и повесить их на площади заново; кто любовался и пытками собственного сына. Формировался не образ Петра Великого, соединяющего в себе шекспировских Просперо и Калибана, но его культовая модель – важнейший атрибут векового государственного мифа. Петр – мудрый правитель, но не деспот; Петр – строитель нации и ее объединитель; под его десницей новое неизменно побеждает старину во всех ее обличьях; Закон торжествует, ограничивая как своекорыстие сановников, так и неумеренную, неуместную «милость к падшим». Стоило Н.В. Кукольнику, до этого обласканному двором, создать в рассказе образ царя народного, как последовал окрик Николая: пращура, как и себя, он видел царем общенациональным.