Алексей Зорин - Курьер. Темная ночь души

«Пустыня в тебе свернулась кольцами змеи,

За каждым твоим движеньем пристально следит…»

Маргарита Пушкина

Пространство было искажено до неузнаваемости. Прямо по центру Ленинского проспекта, слизав с растрескавшегося асфальта песчаные барханы, зияла чернота размером с пятиэтажку. Казалось, она вкручивалась сама в себя, неумолимо всасывая все окружающее и меняя до неузнаваемости вид привычного Ленинского. Асфальт вокруг вздыбился, и по его осколкам можно было представить, как в момент появления Черной Дыры он, вместе со всеми окружающими предметами, был втянут внутрь непонятной, неумолимой силой. Здания вокруг причудливо изогнулись, и по этим изгибам можно было понять, где заканчивается зона притяжения Дыры. Бетонные балки и кирпичи были выкорчеваны из стен, и те, что попали под влияние неведомой силы давно исчезли в прожорливой пасти. Все, что попадало в зону притяжения Дыры поглощалось ей навсегда. Она втягивала в себя вездесущий песок, куски зданий, асфальт, землю, даже солнечный свет. Мир вокруг тускнел градиентом, возвращаясь к нормальной яркости лишь по мере удаления от центра Дыры.

Алена и Ваня опасливо замерли на почтительном расстоянии, и теперь безмолвно наблюдали за этой темной бездной. Тьма была притягательна. Тьма манила. И вместе с тем было ясно – Тьма есть сама смерть.

Внезапный порыв ветра поднял у ног ребят несколько песчинок и, швырнув их на несколько метров ближе к дыре, утих. Но песчинки продолжили жить своей жизнью – они уже попали на границу зоны притяжения Дыры. Алена видела, как они едва заметно задрожали, сначала немного, но с каждой секундой увеличивая амплитуду. В какой-то момент сила трения, благодаря которой они удерживались на месте, начала проигрывать силе притяжения Дыры, и песчинки медленно начали ползти к своей неминуемой гибели. Теперь ничто не могло вырвать их из лап могучей силы – это было последнее, неотвратимое движение.

Алена подумала, что люди сейчас словно эти песчинки, оставшиеся от бескрайних барханов. Продолжают цепляться изо всех сил за жизнь, хотя путь их определен и ничего не изменить. Они стремительно несутся в бездну, подобную этой страшной черноте. Никто не знает откуда она появилась, никто не знает, что там. Ясно одно: путь человечества завершится подобной пустой тьмой.

Песчинки быстро набрали скорость, и, вместе с блекнущими лучами света, исчезли в пасти Дыры. Ваня и Алена не сговариваясь сделали шаг назад, завороженно наблюдая эту картинку. От Дыры веяло вселенской жутью.

Алена тихо ругнулась. Черной Дыры не было здесь еще неделю назад, когда она доставляла посылку на Театральную. И сейчас нужно вновь менять маршрут, а это снова потеря времени.

– Обойдем дворами, – хмуро бросила девушка и накинула на плечи лямки рюкзака. Ваня вздохнул, но послушно поплелся следом, загребая ногами. Дыра мрачно смотрела бездонным глазом им вслед.

***

Снова вездесущий песок. Он лежал под ногами, кружился вихрями в воздухе вместе с потоками горячего ветра, скрипел на зубах. В песке утопали сталинские высотки, стоящие по обеим сторонам Ленинского проспекта, засыпанные кое-где до второго этажа; опустевшая «Пятёрочка», библиотека №169, в которой давно уже никто не читал книги, кофейня с покосившейся вывеской «24 часа». Пустыня поглощала все, до чего могла дотянуть свои иссохшие культи. Алена даже подумала, что, если долго стоять на одном месте – пустыня поглотит и ее.

Полуденное солнце грозило сжечь дотла. Жар, словно расплавленный воск, лился с неба, отражался от выгоревших стен домов, поднимался снизу от раскаленного песка и растрескавшегося асфальта, обнаженного в тех местах, где особенно свирепствовали ветра. Ноги словно погружались в расплавленный металл, жар которого чувствовался даже сквозь толстые подошвы туристических ботинок. Можно привыкнуть ко всему, подумала Алена. К тому, что теперь на доставку уходило раза в два больше времени из-за песка, засыпавшего дороги. К тому, что ранее многолюдный город практически полностью вымер – хотя это знание давалось с трудом, особенно когда Алёна попадала в какой-нибудь двор, где провела беззаботное детство. Привыкаешь даже к постоянной опасности, которой грозит каждый без исключения темный подъезд, каждый двор и каждый новый изгиб дороги. В конце концов, человек привыкает ко всему, как бы тяжело ему это ни давалось.