Никита Буревестник - Кровавая осень

Тусклые фонари окрашивали проезжую часть и близлежащий тротуар в тепло–желтые цвета. По пешеходной части на шпильках, похожих на иглы шприцов, шла девушка в бежевом пальто. Её волосы скрывались под платком, украшенным славянскими узорами, одна рука была прижата к телу – на ней висела темная сумка, а вторая была занята дымящейся сигаретой.

В воздухе витала тишина, которую разбавлял плеск капель с мокрых сливных труб. Всё было пропитано сырым и тягучим запахом листвы, из–за которого каждый вдох сопровождался шмыганьем. Девушка ненароком остановилась. Её лицо скривилось в нечто, напоминающее брезгливость. Громкий чих нарушил идиллию. В луже под каблуками тлел дым погасшей сигареты.

Девушка недовольно прошипела что–то себе под нос и отошла к стене у поворота в переулок. Желтые лучи до этого места практически не доходили, а облачное небо не давало Луне озарить своим отражением бесконечные, темные, как космос, лужи. Девушка стала копаться в сумочке.

Из темного переулка послышался звонкий шум – что–то упало. Курильщица даже не посмотрела в ту сторону. Некоторое время оттуда больше не доносилось никаких звуков, но потом плеск капель сменился шлепаньем чьих–то ботинок по тем же лужам. Можно было услышать тяжелые вздохи, но женщина была так погружена в поиски источника желанного никотина, что не обращала на это никакого внимания.

Во мраке блеснуло лезвие бритвы, сплавленное с пластиковой ручкой. В тот же миг это орудие оказалось у шеи женщины. Та превратилась в мраморную статую – бледную и неподвижную.

–– Сумку, – просипел обладатель толстой и покрытой не то волосами, не то грязевой корочкой руки.

Девушка легонько подвинула руку и её дорогой аксессуар свалился на гниющий асфальт. Она тяжело глотала слюну. Мужчина в переулке протянул свою вторую руку, больше напоминавшую лапу жуткого зверя. Она утащила сумку во мрак. Судя по тому, что положение заточки у горла практически никак не изменилось, ублюдок был ниже жертвы.

– Сейчас пойдешь со мной, – сказал он своим сиплым и свирепым голосом.

Во рту у девушки пересохло. Лезвие чуть отдалилось от шеи, но это был приказывающий жест, а не освобождение. Невинная внимательно смотрела на руку, от которой зависела её жизнь. Вдруг из темноты появилась чья–то бледная кисть и твердо схватила то ли грязную, то ли мохнатую лапу. С легкостью, будто это был опавший лист, она взяла и увела остервеневшую руку во мрак. Послышался надрывистый, почти звериный писк и звонкий шум.

Девушка тяжело вздохнула и облокотилась о стену. Бледная кисть протянула из переулка сумочку. За ней из мрака стал выходить сам владелец конечности. Это был высокий молодой человек в черном, поношенном пальто, с бледной кожей и будто лишенными всякого пигмента волосами. Пострадавшая сначала попятилась, но, взглянув в глаза мило улыбающемуся юноше, она остановилась. В свету тусклых фонарей что–то сверкнуло в этой улыбке, а в его уставших глазах было нечто настолько завораживающее, что не довериться такому джентльмену было нельзя. Он подал девушке руку, та аккуратно поднялась.

– Мне кажется, это ваше, – сказал он, надевая на кисть пострадавшей украденный аксессуар. Его рука показалась девушке обжигающе холодной.

– Вы правы,. – невольно похихикав ответила та.

– Как же так вышло, что столь милая дама совсем одна в эту холодную ночь? – съехидничал спаситель.

В ответ на это милая дама лишь покраснела и отвела взгляд на блестящие в лучах тусклых фонарей лужи. Что–то в отражении было не так, но она не успела понять, что именно, так как высокий незнакомец продолжил говорить, из–за чего девушка снова подняла глаза.

– Позвольте проводить вас, а т, кто знает, что может произойти в такое холодное и темное время, – сказал он, протянув руку в поклоне, будто приглашая на танец.

Девушка приняла предложение.

***

Вспышки фотоаппаратов не давали присмотреться к обведенному мелом телу. В квартире царил запах гари, но было это сугубо от сигарет шнырявших туда–сюда криминалистов. В центре, у трупа, стоял низкий мужчина средней комплекции с усами–щеткой – это был Мюллер. Он аккуратно водил пальцами старомодной растительности своего лица, всматриваясь в бледную, ровно лежащую женщину. Вокруг не было и следа крови, за исключением только лишь трех капель.