Сергей Жоголь - Крестовский душегуб
г. Псков, послевоенные годы…
Когда дежурный по Управлению доложил Корневу о странном происшествии, произошедшем на площади Жертв Революции, начальник псковской милиции вздрогнул и тут же принялся энергично хлопать себя по карманам.
– Вы же бросили, товарищ подполковник, – осмелился подсказать дежурный.
– Что? – не понял Корнев.
Вытянувшись в струнку, старший лейтенант громко по-военному выкрикнул:
– Курить, говорю, бросили!!! Уже год как не курите! Сами же говорили, помните?
– Помню?.. – Корнев снова вздрогнул и вдруг разом пришёл в себя. Его брови сдвинулись, щёки стали надуваться. – Конечно, помню! Только вот в твоих комментариях, старлей, я не нуждаюсь. Тебе вообще кто позволил орать в моём кабинете?
Дежурный побледнел:
– Виноват! Не подумал…
– Очень плохо, что не подумал! Кто занимается этим делом?
– Шувалов! – отчеканил дежурный.
– Ко мне его! Срочно! И ещё… – Корнев снова резко поник, что-то пробубнил себе под нос, потом, налив из стоявшего на столе графина полный стакан воды, сделал несколько глотков. – Немедленно отыщите мне Зверя!
Пятью часами ранее на площади…
Несмотря на прошедший ночью дождь, на небе не осталось ни единой тучки, а солнце светило так ярко, что Дудукин, пройдя метров сто, уже пожалел, что не надел свою любимую серую панаму. До парка было рукой подать, поэтому Семён Семёнович не стал возвращаться, понадеявшись, что с лёгкостью найдёт себе местечко в тени. Выйдя так рано утром из дома, Дудукин пребывал в отличном расположении духа. Накануне он посетил своего лечащего врача, и тот заверил старика, что сердце у него работает как часы, на всякий случай прописал какую-то микстуру и порекомендовал больше бывать на свежем воздухе. Так что сегодня, несмотря на перенесённый недавно обширный инфаркт, Семён Семёнович был спокоен и бодр как никогда.
Тяжело опираясь на трость, Дудукин в течение пяти минут добрался до своего излюбленного сквера. Он прогулялся до газетного киоска, купил «Правду» и занял место на одной из свободных скамеек в теньке́. Водрузив на нос очки, Дудукин прочитал статейку о расстреле Миха́йловича[1] и его сподвижников в Югославии и что-то ещё – про успехи тружеников страны в сельском хозяйстве и их новаторских методах по выращиванию сахарной свёклы. Когда глаза устали, Дудукин снял очки, отложил газету и отчего-то вдруг принялся вспоминать прошлое.
До революции здесь был обыкновенный базар. Площадь называлась Сенно́й, потому что здесь торговали углём, дровами и сеном. Днём тут всегда было многолюдно и суетно, а к вечеру площадь преображалась и скорее напоминала вытоптанный захламлённый пустырь. В двадцатом здесь высадили деревья, а спустя три года это место стали именовать площадью Жертв Революции.
В послевоенные годы площадь преобразилась. Деревья разрослись, а газоны в жаркое летнее время покрывались пышной и сочной зеленью. Однако Семён Семёнович любил это место вовсе не потому, что его как-то особо привлекали чистый воздух и восхитительные местные ландшафты. Он любил прогуливаться в этом сквере в первую очередь не потому, что тот находился в пяти минутах ходьбы от его дома, а из-за того, что Семён Семёнович считал своё присутствие здесь своеобразной данью памяти погибшим героям. Ведь именно здесь в годы Гражданской вояки батьки Балахо́вича[2] проводили массовые казни большевиков, а Семён Семёнович вполне заслуженно считал себя настоящим революционером-ленинцем.
Он родился в семьдесят восьмом в крестьянской семье, в маленькой деревеньке под Псковом; в семнадцатом покинул родные места и без колебания вступил в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, но повоевал недолго и после ранения поселился в Пскове. Здесь он долгое время проработал технологом на швейной фабрике «Славянка», здесь же пережил и немецкую оккупацию.
Здесь, в восемнадцатом, Семён Семёнович встретил Варвару Ивановну Елисееву – единственную свою любовь. Спустя три месяца они поженились.