Наталия Каткова - Королёва Марго

– Ритка, курва! А ну открывай! Ишь моду выискала, родную мать не пускать! Открывай, кому говорю!

– Самогон хлыстала с соседом, вот у него и ночуй!

– Ангидрид твою, гидроперит, перекись водорода, – шаркающие шаги удаляются в сторону кухни, откуда слышится гомон мамкиных собутыльников, и звон чудом сохранившихся хрустальных рюмок. Рита с облегчением вздохнула.

Она забралась на кресло с ногами, укрылась пледом и хмуро уставилась в одну точку. Злость потихоньку отпускала, зубы уже не скрипели, и кулаки разжались. Уже нет того ощущения, что все тело свело судорогой.

Нет, Рита любила мать, жалела, и даже это смешное мамкино ругательство воспринимала скорее снисходительно, чем со злостью. Даже после двухдневной пьянки мать не опускалась до матерной брани. А так: ангидрит – гидроперит. Смешно.

Рита с матерью и старшим братом жили в самой большой комнате их сталинской коммуналки. В другой большой комнате соседи менялись постоянно. Как в калейдоскопе мелькали перед Ритой их лица. Сейчас, к примеру, живет молодая семья с маленьким ребёнком. Стас, Ольга и Никитка. Ясно, что не задержатся надолго. Как по собственной воле жить в такой обстановке? Найдут съемную хату получше, да съедут.

И останется Рита с матерью и соседом Толиком, алкашом, что подпаивает Ирину Андреевну. Кулаки снова непроизвольно сжались.

Даже не верится, что совсем недавно Риткина мать была на хорошем счету в заводской лаборатории. Ей всегда давали путёвки в лагерь для Риты и Саши. А сейчас…

Три года назад Сашка загремел по 228 -ой на 12 лет. Наркотики… в особо крупных… Это сломало мать. Сначала потихоньку прикладывалась к бутылке, дальше – больше. С завода турнули. Теперь работает поломойкой в трех магазинах.

Рита помогает ей, по ночам, чтоб никто не видел. И подъезды моет тоже ночами. Мать как-то спросила: «Почему ночью, дня что ли нет»? Рита ответила односложно: «Стрёмно».

Отца Рита почти не помнит. Он работал на стройке, и однажды на него упала бетонная плита. Иногда ей снится улыбающееся лицо папки, но черты лица во сне смазываются, видимо, так стирается из памяти то, что давно не видишь: тает постепенно, становится прозрачным, призрачным…

Еще когда Сашка жил с ними, он перегородил комнату большим полированным шифоньером, который достался мамке в приданое. Входишь в комнату и натыкаешься на это чудо мебельного производства. За ним Сашка и устроил себе берлогу. Отделился старой занавесочкой и имел привилегию не складывать кресло по утрам. В отличии от Риты, которой полагалось каждое утро убирать постель в тумбочку и сдвигать свое старое раскладное кресло. Это занятие так надоело Ритке, что как только Сашку повязали. сразу же заняла его «комнату». Здесь на табурете стоял ее любимый ноутбук, подаренный братом. Мать поначалу покушалась на него: «Выкинь! Ты знаешь на какие грязные деньги он куплен?!» Но Ритка стояла на своем: «Моё! Никому не отдам!» И мать смирилась. Тем более агрегат не мозолил глаза. Рита тоже отгородилась занавеской.

Утром, не открывая глаз, Рита пошарила рукой по табурету, служившему прикроватной тумбочкой. Зубной щётки не было. Рита подскочила на постели.

"Блин! Опять у матери включился режим внезапной чистоплотности". После нескольких дней пьяного угара Ирина Андреевна, испытывая стыд и вину перед дочерью, принималась за уборку комнаты: терла подоконники, раскладывала вещи по местам. Часто это местоположение не совпадало с представлением дочери о порядке. Из-за этого они частенько ругались.

– Мам! Где моя зубная щетка?

– На месте, где ей и положено быть.

– Так и знала, блин! Мама!

В ванной комнате висел только один шкафчик. В него Ирина Андреевна ставила зубные щётки в стаканчик, пару недорогих шампуней, брусочки мыла.

Плетнёвы хранили такие вещи у себя в комнате, а у Толика отродясь не было щётки.

Чувство брезгливости овладевало девочкой, когда она представляла, что грязные липкие пальцы соседа с вечной чернотой под ногтями берут её щётку, суют в рот с гнилыми зубами и обдают ее характерным водочным ароматом.