Юстас Мрожек - Королева

Родильная напоминала собой небольшой собор – продолговатые железные арки, переброшенные через органическое основание в форме сердца, упирались в тонкие колонны, уходившие вверх затупленными пиками. Из навершия слегка пульсировавшего живого входа торчал выросший до пояса страж в решетчатой железной маске и половинчатой кирасе – завидев за оградой Иллиру и Озефа, приближавшихся со стороны дворца, он почтительно приподнял длинную алебарду.

– Долго как растет-то, – заметил Озеф, открывая ворота и пропуская даму вперед.

– Я только пять лет назад его посадила, – ответила Иллира, проходя внутрь. – Еще пара годков и сможет сам слезть оттуда.

Она положила ладонь на нервный узел, и ткань живого входа втянулась под внешний слой эпидермиса, обнаружив за собой металлические ставни с узорными тиснениями. Озеф снял с пояса универсальный ключ и провел им по одной из линий замысловатого рисунка – щелкнул замок, и ставни распахнулись. Оба прошли в низкий стальной коридор, подернутый органической массой.

– Спасибо, что доверила мне такой важный труд.

– Не за что… Правда, ты не был первым кандидатом, – усмехнулась Иллира.

– Я знаю… Потому и благодарю.

Озеф вставил ключ в широкое отверстие, зиявшее в причудливом диске, что был выложен десятками небольших стальных створок, загибавшихся к центру. Он повернул ключ – следуя за оборотом, створки со скользящим шорохом разъединились и исчезли внутри стены, открывая проход в сердце родильной. Они зашли внутрь и Иллира сказала:

– Надень перчатки сразу. Здесь все чувствительное.

Она зашагала к стоявшему в центре железному столу, поверх которого росла мягкая, чистая кожа бежевого оттенка, почти походившая на поролон. Над столом висел большой красный кокон, иссеченный полосами – промеж них были видны руны, чуть фосфоресцирующие в полумраке. Кокон мягко пульсировал – в его изгибах отчасти угадывался человеческий силуэт.

– Это она? – спросил Озеф, натягивая черные кожаные перчатки.

– Да. Иди к узлу.

Он послушно обошел стол и направился к небольшой железной трибуне, поверх которой располагалось несколько округлых сгустков плоти, разного размера, слегка дряблых, но дышащих живо и ровно, в такт всему зданию. Достигнув узла, Озеф положил руки на плоть и взялся плавно ей манипулировать – от его движений кокон задрожал, начав медленно опускаться вниз.

– Хорошо, – кивнула Иллира, выставив ладони кверху, готовая принять живой груз. – Не спеши.

Озеф поднял глаза и увидел, что нити, удерживавшие ведомую им ношу, тянулись из продолговатого узкого отверстия с маленьким бугорком наверху и пышной, напоминавшей бутон розы органической массой по бокам.

– Это родильная, Озеф. Не делай такое лицо.

– Извини… – пробормотал он и перевел взгляд обратно на кокон.

Иллира бережно приняла пульсирующий мешок из живой ткани в руки и уложила его на стол. Она сняла с пояса кривой ритуальный нож, исписанный мерцающими символами – схожими с теми, что отсвечивали промеж алых полос на лежавшей перед ней груды жизни, продолжавшей мерно сдуваться и раздуваться в покорном ожидании своей судьбы.

– Сейчас будет шумно.

Она приложила лезвие к кокону и резко погрузила его внутрь. Ей в лицо брызнула кровь, а стены вокруг содрогнулись. Свет, исходивший от флуоресцентных наростов под потолком, замигал. Иллира повела ножом вниз, делая глубокий разрез – пол под её ногами затрясся и откуда-то из недр донесся пронзительный женский вопль. Озеф схватился за управляющий узел, чтобы не упасть; Иллира же, привычная к процессу, стояла ровно, словно бы подернутый живыми волокнами металл под её ногами и не пытался опрокинуть её наземь.

Когда она закончила резать, крик затих – на замену ему пришел тихий плач, отдаленным эхом доносившийся до сердца родильной. Тряска прекратилась. Кровь заливала стол, пол, саму Иллиру, и подступалась к ногам Озефа, поблескивая во флуоресцентном свете.

– Как… живо все, – выдохнул он, отпуская узел.