Олег Харит - Коптильня. Рассказ
© Олег Харит, 2025
ISBN 978-5-0067-1047-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Отказ от ответственности
Все события, персонажи и места, описанные в рассказе «Коптильня», являются вымышленными. Любые совпадения с реальными людьми, организациями, деревнями, философами или печами – случайны, непреднамеренны и имеют исключительно литературный характер.
Рассказ содержит элементы юмора, сатиры и философской аллегории. Он не претендует на точность философских учений, не является научным трудом и не рекомендуется в качестве практического руководства по копчению, строительству печей или постижению экзистенциальной истины.
Автор не несёт ответственности за возможные попытки философствовать на голодный желудок, коптить пустоту, строить печь без трубы или искать смысл в угле. Любое вдохновение, возникшее в процессе чтения, происходит на риск самого читателя.
Коптите с умом. Думайте с перцем. Живите с огнём.
Глава I. Сначала была печь
Всё началось не с любви, не с поцелуя под акацией и не с кольца, пойманного в пузырьке шампанского. Всё началось с печи. Старой, пузатой, ржавой по углам, с дверцей, которая захлопывалась сама по себе, как усталая вдова в разговоре о вечном.
Эта печь стояла в доме на окраине посёлка Дымовка, где зимой вонь от дымоходов была единственным доказательством коллективного существования. Там родилась и выросла Марта, женщина в которой с юности сочетались устойчивость булыжника и подвижность взгляда, способного прожечь любого председателя на сельсовете.
Считалось, что Марта никогда не любила мужчин. На самом деле, она относилась к ним как к дровам: подбросил и жди тепла, но следи, чтобы не дымил и не развалился в золе. Когда ей исполнилось двадцать два, и соседи стали переходить на другую сторону улицы от чувства вины, что всё ещё не сосватали, она заявила матери: – Буду жить, как печь. Самодостаточно.
Мать, глядя на щеку дочери, закопчённую с малолетства, поняла: спорить не имеет смысла. И молча положила в тесто больше соли.
Но в тот год случилось редкое: в Дымовку приехал философ. Не из тех, что пьют горькое и бормочут о справедливости. Настоящий. С дипломом. В очках, которые постоянно запотевали, и с походкой человека, сбитого жизнью, но упорно собирающего свои части обратно. Звали его Томас. Он приехал по распределению, преподавать в местном училище курс «Основы абсурдизма и деревообработки». В Дымовке сочли, что с деревом у него ещё могут получиться успехи.
Марта увидела его в магазине. Он покупал керосин и пытался рассуждать о ценности горения. – Всё, что горит, стремится к смыслу, – говорил он продавщице, которая протирала стеклянную банку с огурцами и явно была далека от экзистенциальной драмы. – Горит – значит нормальная тяга, – отрезала она. Марта подошла и сказала: – У меня тяга отличная. Хотите – покажу.
Так философ оказался у неё дома. Печь дымила ровно, размеренно, как дыхание быка, давно примирившегося с ярмом. Томас сидел у огня и чувствовал, что впервые в жизни его не судят, не проверяют, не хотят переделать. Его просто кормят солёной селёдкой и предлагают запить самогоном. Он пробормотал: – А вы знаете, что бытие невыносимо в отсутствии выбора? – Так вы не выбирайте. Я уже всё решила, – ответила Марта и закрыла за ним дверцу.
С тех пор он жил у неё. Иногда преподавал, но чаще просто сидел у печи и записывал на полях старых газет свои мысли. Её это не тревожило. Она вставала рано, топила печь, жарила картошку, разговаривала с собакой, вязала бесконечные носки и раз в неделю кипятила бельё в эмалированном тазу. Он пытался понять, почему она никогда не говорит о любви. И однажды, во время дождя, который отбивал чечётку по железной крыше, он не выдержал.
– Почему ты не скажешь мне, что любишь? – А зачем? – Потому что я должен знать. – Ты должен только дрова наколоть. Всё остальное есть произвол.
Он записал эту фразу в тетрадь и поставил подпись: «Феноменология простоты. Часть первая».