Елена Арсеньева - Княгиня Ничего-Не-Знаю (Княгиня Вера-Вики Оболенская)

Безумный, безрассудный ураган сметает все на своем пути, вырывая из земли и пышные садовые цветы, и скромные полевые цветочки, и влечет их неведомо куда, за горы, за моря, швыряет на убогую, чужую почву. И улетает дальше, оставив эти несчастные, истерзанные растения погибать. Но вот какому-то цветку удалось зацепиться корнем за землю-мачеху… а там, глядишь, приподнял голову и второй, да и третий затрепетал лепестками… Они ужасаются, они отчаиваются, они зовут смерть, потому что жизнь кажется им невыносимой. Однако они врастают в чужбину, живут, живут… и сами дивятся: как же это возможно после того, что они испытали, что они потеряли?

У них больше нет ни дома, ни страны. У них все в прошлом. Вот уж воистину, совершенно как в модном романсе – все сметено могучим ураганом! Пора забыть прежние привычки, громкие имена и титулы, вековую гордыню, которая уверяла их в том, что они – соль земли, смысл существования тех миллионов простолюдинов, которые вдруг обезумели – и вмиг превратили спокойное, процветающее государство, называемое Российской империей, в некое вместилище ужаса, боли и страданий. Здесь больше нет места прежним хозяевам жизни. Титулованные дамы, представительницы благороднейших родов Российской империи; знаменитые поэтессы; дети ведущих государственных деятелей; балерины, которых засыпали цветами, которым рукоплескали могущественные люди страны; любовницы именитых господ – они вдруг сделались изгнанницами. Блистательными, вернее сказать: некогда блистательными! – изгнанницами. И нет ни времени, ни смысла надеяться на чудо или ждать помощи от мужчин. Просто потому, что чудес не бывает, а мужчины… им тоже надобно бороться за жизнь.

В этой борьбе женщинам порою везло больше. Прежняя жизнь была изорвана в клочья, словно любимое старое платье, а все же надобно было перешить ее, перелицевать, подогнать по себе. Чисто женское дело! Некоторым это удавалось с блеском. Другим – похуже. Третьи искололи себе все пальцы этой роковой игрой, но так и не обрели успокоения и удачи.

Их имена были гордостью Российской империи. Их родословные восходили к незапамятным временам. В их жилах струилась голубая кровь, это была белая кость – благородные, образованные, высокомерные красавицы. Они нищенствовали, продавали себя, работали до кровавого пота ради жалких грошей. Они ненавидели чужбину – и приспосабливались к ней. Они ненавидели покинутую родину – и боготворили ее. За нее они молились, на нее уповали… умирали и погибали с ее именем на устах.

Русские эмигрантки.

Блистательные изгнанницы.

Отвергнутые Россией…

– Сир́ил, давай, давай! – Метрдотель нетерпеливо подтолкнул в бок официанта, и тот с трудом удержал на весу поднос, заставленный бутылками. – В кабинете ждут!

Кирилл Макинский и так спешил как мог. Еле разминулся с парой, которая откалывала чарльстон. Ноги партнерши разлетались с невообразимой быстротой! Кавалер, впрочем, тоже был отменный танцор. И, даже увернувшись от Кирилла, они умудрились не запнуться и не отстать от стремительной музыки. Пианист в кабаре «Монте-Кристо» на Монпарнасе был настоящий виртуоз, не всяк за ним мог угнаться, а эти двое – легко.

– Пардон, мсье! Пардон, мадам! – выкрикнул Кирилл и влетел в кабинет.

Одного взгляда хватило, чтобы понять: его и впрямь заждались. А ведь и получаса не минуло, как он принес сюда шесть бутылок вина и три – шнапса. И вот они уже пусты, и принесенные прежде – тоже пусты. Крепки же офицеры из штаба генерала Штульпнагеля, главнокомандующего вермахта во Франции! Батареи бутылок, кителя, брошенные на спинки стульев, полуголые девицы на коленях у офицеров… А между тем выражение раскрасневшихся лиц у всех однообразно-унылое. Чего это их выпивка не веселит, а, наоборот, печалит?

Кирилл со щегольским стуком составил бутылки с подноса и принялся лихо вывинчивать штопором пробки одну за другой. Он был чрезвычайно доволен собой. В сентябре прошлого года он потерял работу преподавателя английского языка в католическом институте – гитлеровцы вторглись во Францию, и английский язык стал, мягко говоря, не престижен. Кирилл Макинский случайно встретил на улице отца одного своего бывшего ученика. Этому господину принадлежало кабаре «Монте-Кристо», и оно пришлось по вкусу высшим полицейским чинам, а потому работало всю ночь, несмотря на полицейский час, введенный новыми властями. Кирилл усмехнулся: ему-де случалось выпить бутылку шампанского, да вот беда, открыть ее сам он не сумеет. Ничего, бодро сказал хозяин «Монте-Кристо», это дело наживное. Куда важнее, есть ли у месье Макински смокинг и умеет ли месье его носить.