Ева А. Гара - Капкан

Полный тоски и одиночества, северный лес хранил мрачное безмолвие. С дымчатого неба падали редкие снежинки. Близился вечер.

Из последних сил шагая по глубоким сугробам, Костя проклял тот миг, когда решил ехать в эту глухомань. Ну что ему дома не сиделось? Зачем было переть за сотню километров в безымянное, почти вымершее село, чтобы на снегоходе покататься? И угораздило же заблудиться, истратить всё топливо и остаться без связи.

Такое дерьмо случайно не случается.

Тяжело дыша, Костя остановился и внимательно осмотрелся: ёлки, ёлки, ёлки. Ни одного ориентира. Ни намёка на присутствие людей. Он-то рассчитывал наткнуться на лыжню или тропинку, выйти к делянке или обратно к селу. Хотя бы дым печной трубы разглядеть.

Вернуться по следам снегохода не вышло – Костя провалился по самую макушку и еле выбрался. Решил обойти, да заплутал. Бродил кругами, пока не признал, что потерялся. Но оставаться на месте было нельзя – дай бог начнут искать его дня через три-четыре, а за это время он насмерть замёрзнет. Вот и пришлось идти наугад, то ли спасаясь от смерти, то ли к ней направляясь.

Совсем рядом закаркала ворона, будто приглашая серых хищников разделить лёгкую добычу. Костя запустил в неё снежком – не попал, но та перелетела на другую ель и снова закаркала.

– Чтоб ты сдохла, – бессильно выругался Костя и поморщился от боли в горле.

Если только выберется, то наверняка надолго сляжет. Ноги околели, став чем-то чужеродным, почти неощутимым, пальцы рук плохо сгибались. Каждый хриплый вдох отдавался болью в грудине и в горле. В голове сразу поплыли известные названия: тонзиллит, фарингит, ларингит… Что там ещё бывает? Ангина и воспаление лёгких. Обморожение. Ампутация. Костя безнадёжно огляделся – смерть.

Умирать было рано – ещё третий юбилей не отпразднован, – и Костя решил поискать место для ночлега. Про выживание в зимнем лесу он ничего не знал, но чутьё подсказывало, что нужно схорониться. Может, под ёлкой спрятаться или на дерево влезть. Только что на дереве делать, если даже верёвки нет? Свалиться с него?

– Господи помоги, – прошептал Костя.

Он еле волочил ноги, на него волнами накатывали слабость и сонливость. А ворона, пусть и замолчала, продолжала наблюдать, перелетая с ветки на ветку. Ждала, когда он загнётся. Знала, что такие идиоты до утра не доживают.

– Много ты знаешь, дрянь пернатая, – хрипло ворчал Костя, разгребая снег рядом с ёлкой. – Лучше бы дорогу до села показала. Каркать-то и я могу. Может, даже лучше тебя.

Костя смахнул ещё пару слоёв снега и отшатнулся. Там был труп. Серое лицо, тёмные волосы и губы цвета спелой голубики. Широко распахнутые глаза смотрели в небо, будто просились туда. А проклятая ворона снова загорланила, теперь уверенная, что не останется без ужина.

Когда вновь наступила тишина, глубокая и жуткая, Костя пришёл в себя. Нерешительно начал откапывать труп. Он сам не знал зачем, но мягко убирал снег: на шее голой девушки зияли глубокие раны, будто её медведь подрал. Но крови не было. Она наверняка умерла в другом месте, а потом её принесли сюда. Кто? Как давно? А вдруг убийца рядом?

Костя тревожно огляделся, прикопал труп и поспешил уйти. В голове шумело от потрясения, усталости и страха. Здравый смысл кричал, что там не было следов, труп явно присыпало прошлым снегопадом. Но желание убраться подальше гнало прочь. Тем более ворона наверняка приведёт на пиршество серых товарищей.

По колено проваливаясь в снег, Костя хрипел простуженным горлом. Сердце грохотало на пределе, перед глазами растекались тёмные кляксы, в голове шумело. Измотанный организм требовал передышки, но скудный адреналин продолжал гнать вперёд. Страх перед смертью придавал сил. Но бороться вечно невозможно, и Костя понимал, что вскоре выдохнется окончательно. Нужно было найти укромное место и устроиться на ночь.

Приметив подходящую ёлку, Костя направился к ней, но ощутил крепкий удар по ноге и завалился в снег. Вытащив ногу, он увидел схлопнувшийся на ней капкан. Запоздало пришла дикая боль, и Костя завыл.