Павел Протасов - Каноническая история про Алекса. Жвачка как смысл жизни

Алекс выплёвывал снежные шарики с тоской профессионального жвачного мастера.

– Опять кубики, – проворчал он, глядя на стену пещеры, украшенную геометрическим безумием. – Хотел слепить Давида Микеланджело, а получается холодильник «Бирюса».

Телефон зазвонил, выплюнув из трубки облако сигарного дыма и конфетти.

– Братан! – прохрипел Костяной Джо, чей силуэт на стене напоминал калькулятор с рёбрами. – КиШ в Сочи жгут! Ты либо летишь, либо твоя жвачка станет экспонатом в музее «Лосьнеудачник: История Провала».

Алекс почесал жвачным отростком пупок, откуда торчал пучок ягеля:

– Ты в курсе, что у меня аллергия на авиационный керосин? Меня от него пучит радугой.

– Прилипни к хвосту самолёта, как старая жвачка под стулом. Или хочешь, чтобы твою пещеру объявили памятником унынию?

Полярная сова, дежурившая у входа, ухнула:

– Слышала, в этом рейсе бизнесланч – лосиные рога с тундровым соусом. Твоя тема.

Самолёт приземлился, оставив Александра лужей у трапа. Туристка в бикини и с селфипалкой ткнула его зонтиком:

– Вау! Это NFTарт? Или вытекший кисель?

– Я – экзистенциальный кризис в форме жвачки, – булькнул Алекс, формируя руку, чтобы стащить с неё брелок «I ❤ Sochi».

Тень накрыла его, пахнущая дешёвым одеколоном и ностальгией. Фиолетовый крокодил в заклёпках и с сигаретой в зубах пнул лужу:

– Эй, соплежуй! Помнишь, как мы в 90х Нэнси разорвали? Ты тогда ещё изрыгнул фонтаном конфетти с надписью «СССР».

– Это была детская травма, – вздохнул Алекс. – До сих пор во сне вижу, как она кричит: «Распадаюсь!».

Майкл швырнул окурок в пальму. Та ответила ему кокосом с лицом Жириновского.

– Всё, погнали в тундру. Тут даже чайки орут «Спартак – чемпион!».

На рынке торговец в папахе и с золотым зубом размахивал ковром, на котором был выткан пьяный верблюд в сандалиях.

– Летишь? Платишь! Не летишь? Платишь вдвойне!

Майкл потрогал ткань, и ковёр дёрнулся, как кошка под феном.

– Живой! – крокодил засмеялся. – Как моя первая жена.

– Сто тысяч рублей или две тонны натурой, – сказал торговец, плюнув семечкой в ведро с раками.

– У меня есть ностальгия по СССР и водка «Белая Смерть», – Майкл достал изза пазухи бутылку с этикеткой «Слеза Горбачёва».

Торговец ахнул:

– Это ж моя бабушка 1987 года! Она до сих пор в подвале…

Голова торговца взлетела, приземлившись в кастрюлю с харчо. Раки дружно захлопали клешнями.

– Бон аппетит, – пробормотал Алекс, втягивая харчо через трубочку. – Острота – пять из десяти.

В тундряной пещере Майкл, напившийся до состояния «я – бог инженерной мысли», ковырялся в груде жвачки, ковра и турбины. В руках он держал гаечный ключ и бутылку «Для храбрости».

– Слушай, – икнул он, – я тут подумал… Что если сделать тебя пылесосом?

Алекс, наполовину собранный в невнятную массу, заморгал жвачными глазами:

– Эээ… А ягель сосать смогу?

– Конечно! Ты будешь всасывать тундру! А потом… Эээ… Выплёвывать её в виде артинсталляции!

– Майкл, ты уверен, что…

– Я гений! – крокодил вылил водку на турбину. – Видишь? Это симбиоз технологий и души!

Он прикрутил ковёр к турбине скотчем, жвачкой и надеждами. Получился гибрид пылесоса, самолёта и психического расстройства.

– Готово! – Майкл упал на спину, пуская пузыри в лужу водки. – Назовём тебя… Жрун3000!

Алекс посмотрел на свои новые «ножки» – два шланга с соплами.

– Я больше похож на кофеварку для гигантов.

– Неважно! – Майкл поднял бутылку. – За Нэнси! И за то, чтобы ковёр не требовал алименты!

Алекспылесос нёсся по тундре, всасывая оленей, чумы и заблудших туристов. Внутри него бушевала вечеринка: неоновые спирали, бассейны из ментоловой жижи, барменэскимос смешивал кровь с шампанским.