Геннадий Мурзин - Извивы судьбы. Современный любовный роман

Редактор Геннадий Мурзин

Корректор Геннадий Мурзин

Фотограф Марина Туманцева (Мальцева)

Фотограф Сергей Мурзин

ISBN 978-5-4490-2096-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Автор Геннадий Иванович Мурзин, известный на Урале литератор и публицист, представляет свой новый любовный роман «ИЗВИВЫ СУДЬБЫ». Фото 2017 года. В основе сюжета – реальные люди и реальные события. Желающие могут высказать замечания и предложения по электронной почте – [email protected].

Пролог

Молва идет: в райвоенкомате – залетная птаха; издалека. Кумушки и кумовья, ну, давай, судить-рядить на разные лады: обсуждать, выходит, «варяга», сладострастно сначала перемывать, а потом и обсасывать косточки.

Слухи – самые разные, порой, совершенно невероятные; обрастая деталями, роились, образуя постепенно фантастический шар, который, будто перекати-поле в степи, крутился по райцентру, переходя от избы к избе, из улицы в улицу, из конторы в контору, из одних уст в другие уста.

Поселок, хоть и считается «городского типа», мал и неказист. Одна и есть достопримечательность: густые серые облака пыли, подымаемые проходящими с рыком и пыхтением лесовозами. Местные, обитая здесь всю жизнь и не видя ничего иного, попривыкли: чихают да шлют матерки в след большегрузных тягачей.

Важные события? Боже, ну, какие могут быть в этакой-то глухомани события?! Одно и есть занятие: с великой скуки сплетничать. Народу что? Дай лишь повод. Тут же, с появлением «варяга», – настоящее везение: обильная, изрядно приправленная горчичкой, перчиком и острыми соусами, пища для пересудов появилась. Грех, считает народ, не посудачить всласть.

По вечерам, управившись по хозяйству (многие скотинушку держат; без нее, ну, – никуда), народ выползает на улицу, устраивается на лавках у крашеных палисадников (городская цивилизация, увы, так и не коснулась своим благодатным крылом этого «поселка городского типа», поэтому здесь не коммунальные дома, а частные избы из здоровенных сосновых бревен, одноэтажные, с надворными постройками под одной с избой крышей, крытой серым шифером, словом, под уральскую старину). Когда соседушки не в настроении и не хотят кучковаться, то сидят порознь: перекликаются и лузгают семечки, сплевывая шелуху под ноги.

– Семеновна, слышь-ка, – это обращается соседка справа к соседке слева, только-только вышедшей подышать воздухом, – Пашка твой сёдня, кажись, опять землю рогами буровил?

– Нажрался, гад вонючий, – отвечает соседка. Следует резкий недовольный кивок головы с жиденькими прядями рано поседевших волос, плевок в сторону, злое поджатие потрескавшихся губ, давным-давно не видевших ни помады, ни кремов. Потом добавляет. – Надоел, окаянный!

– Да-да! Как не надоесть, Семеновна, – в голосе соседки неприкрытое сочувствие. – Просто – беда, – соседка встряхивает головой, поправляет цветастую ситцевую косынку, демонстрируя тем самым женскую солидарность.

То ли сочувственный голос, то ли солидарное встряхивание головой Семеновне не понравились, как любит она выражаться, не легли на душу, показались фальшивыми, подначками, поэтому ядовито уколола соседку тем же самым:

– Твой-то тоже, Ивановна, хорош… Видела… Еле ноги волочил, идучи с работы.

– Чистая правда, Семеновна, – непринужденно и охотно соглашается Ивановна. – Жрет, каждый день нажирается… Прорва… И когда только нажрется-то, а?

Семеновна спрашивает:

– Когда уж рак на горушке свистнет, – произносит себе под нос Семеновна. Помолчав с минуту, громко спрашивает. – Не с моим ли твой-то стакнулся?

– А, черт его знает, с кем таскается по пивнушкам, – яростно отвечает Ивановна.

Семеновна тихо всхохотывает.

– Спит, поди, теперь-то уж?

– Да… Дрыхнет в сенках. В дом-то – не смог: порог оказался высоковат, не осилил.

Какое-то время обе молчат, занятые усердным лузганьем семечек. Семеновна, поправив полушалок, сбившийся на плечи, громко, так, что слышит вся улица, спрашивает Ивановну:

Следующая страница