Марьяшечка - История недоношенного ребенка
Предисловие
Эта история для тех, чьи роды стали праздником со слезами на глазах. Тех, кто смотрел на новорожденного и с ужасом думал о том, сможет ли он когда-нибудь разговаривать и ходить. Пойдет ли в школу? Сдаст ли ЕГЭ? Найдет ли престижную работу? Да ладно с престижной: найдет ли он хоть какую-нибудь работу или будет жить на мизерное пособие по инвалидности и зарплату родителей, пока они сами не уйдут на пенсию по старости? А что, если отец ребенка с криком: «Это ты виновата, что у нас родился инвалид!» и вовсе ушел из семьи, соизволив платить лишь крошечные алименты? Ждет ли такую мать что-то впереди, кроме нищеты и отчаяния?
Эта книга для тех, кому говорили: «Радуйся, что твой ребенок хотя бы не родился мертвым». И это, наверное, должно было подбодрить, но становилось ли от этого действительно легче?
Обычно о недоношенных или детях с особенностями развития (более того, часто недоношенные младенцы и становятся детьми с особенностями развития) пишут их матери, но эта книга от лица самого выросшего недоношенного младенца. Здесь почти не будет рассказа собственно о беременности, родах и первых годах жизни, зато будет искренняя история особенного ребенка, подростка и в меньшей степени взрослого от первого лица.
В ней не будет экспертного мнения и не будет почти никаких официальных диагнозов, кроме «маленькой тихой девочки», которой Марьяшу всю жизнь величали близкие и даже специалисты (скорее всего, ошибочно), но будут моменты, на которые нужно обратить внимание, если вам кажется, что с вашим ребенком что-то не так.
Имена всех героев изменены.
Часть первая. Тихая девочка
Роды
Родители познакомились в газете по объявлению в начале девяностых и через два года поженились.
Бабушка описывала зятя как рукастого и с головой; маме нравилось, что он офицер. Кажется, родители любили друг друга. И ничто не предвещало грозы.
Почти сразу после свадьбы тридцатилетняя мама, учительница начальных классов, забеременела первенцем, то есть мной. Для папы я тоже стала первым ребенком.
Несмотря на кризис девяностых, они тогда не бедствовали. По словам мамы, они совсем не голодали (честно говоря, мне в это верится с трудом), и во время прогулок по центру Петербурга папа мог позволить себе и маме по банке кока-колы и прочие новинки эпохи.
Беременность мама теоретически планировала, но, конечно, заранее не обследовалась. То ли потому, что тогда это было не принято, то ли потому, что без помощи интернета никто об этом не задумывался.
Когда мама шла вставать на учет, должно быть, хлопьями падал снег.
Врач, назначив ей какие-то анализы и получив их результаты, диагностировал маме токсоплазмоз. Это заболевание есть у каждого второго на планете, но в подавляющем большинстве случаев, как и у мамы, протекает бессимптомно, а потому она о нем ничего не знала.
Врач почему-то решила, что токсоплазмозом мама заразилась, скорее всего, еще до беременности, а потому аборт делать не надо. В противном случае нужен был бы аборт.
Ни у каких других врачей мама дополнительно консультироваться почему-то не стала.
Раньше времени состарилась плацента, а потому я родилась на тридцать пятой неделе с весом в полтора килограмма. Это меньше даже для моего срока.
Когда мама спросила: «Почему?»
Врачи лишь развели руками: «Из-за токсоплазмоза, больше не из-за чего».
Сутки я пролежала в кювезе, но сразу дышала сама и еще две недели провела в больнице, но просто в кроватке.
Теперь уже никто и никогда не узнает, действительно ли преждевременные роды спровоцировал токсоплазмоз, или же просто врачи не смогли установить истинную причину, а потому сослались на него как на палочку-выручалочку.
Мне то ли поставили ДЦП, то ли его подозревали, но благодаря платным массажистам я научилась держать голову, сидеть и ползать. В десять месяцев, как и положено аж доношенным детям, я пошла. К тому времени, как я стала осознавать мир вокруг себя и понимать слова врачей, ДЦП у меня – по крайней мере, официально – уже никакого не было.