Владимир Карев - История для мужчин

История для мужчин

Повесть

Последнее время я все чаще и чаще думаю о самой счастливой поре своей жизни – детстве, переходящем в юность, когда был по-детски страстно, но безответно влюблен в самую лучшую девочку на Земле – в одноклассницу. Когда казалось, что дружба – наивысшее чувство, которое не погаснет с годами, когда нисколечко не задумываешься о своем будущем: кем быть и что будет дальше, – и в воспоминаниях то время было всегда солнечным, безоблачным летом.

После очередных похождений нашей компании – Сашки, Андрея и Сереги, – я остался ночевать у Саши. Он был сын профессора, но квартира у них была небольшая, как практически у каждой, в конце шестидесятых годов, некоммунальной московской семьи, и одна из двух комнат, маленькая, принадлежала ему. А папа, мама и бабушка жили в «большой» проходной комнате.

Ночью разразился страшный ливень, который сподвиг меня проснуться и пойти искать туалет. Было неудобно красться в чужой квартире мимо спящих взрослых, поэтому сонливость улетучилась и, вернувшись, я встал у окна, глядя на пустое шоссе, по которому текли «реки», а в свете редких фонарных столбов ветер рвал бесконечные нити дождя.

Визг тормозов разбудил мое начинающее дремать сознание. Легковая машина, похожая на «Волгу», скользила по мокрому асфальту. Ее неудержимо разворачивало и несло на разделительную зеленую полосу между встречных дорог, которая была ограничена довольно-таки высоким бордюрным камнем. Сильно ударившись уже задними колесами, машина подскочила, но не перевернулась и, проехав юзом по мокрой траве, сделав несколько оборотов, остановилась, замерев на месте, как бы осознавая, что произошло. Мне даже показалось, что в этот момент я увидел, словно в бинокль, лицо водителя. Он как бы вышел из оцепенения, в котором пребывал до этого момента, и посмотрел в мою сторону. Наши глаза встретились. Было видно, что он не просто смотрел, а внимательно смотрел на меня. Затем протер лицо рукой (губы в это время промолвили что-то вроде «Не может быть!») и, заведя заглохшую машину, медленно съехал на дорогу и исчез за пеленой дождя.

Я остался стоять у окна. Взгляд человека в автомобиле был до боли знаком. Где и когда я мог его видеть – это было для меня загадкой. Постояв еще немного, я пошел спать.

Груз тяжелых мыслей приковал мой взгляд к сковороде с макаронами. Усталость в большей степени была приобретена не непосильным трудом, а именно мыслями и раздумьями – как быть и что делать дальше. Смогу ли я дальше работать на кино-видеостудии, где сейчас работаю, или нет – не знаю. Дадут ли мне возможность дальше трудиться и мало-мальски обеспечивать свою семью?

Мне уже перевалило за сороковник. Радостей в жизни немного. Давно работая в кино, я болтался по немыслимым совдеповским командировкам. За рубеж выезжали более пробивные и удачливые люди, а я, «серенький», гнил на задворках декораций в какой-нибудь Перми, методично зарабатывая язву. Рассказы о командировочных невероятных любовных и других похождениях членов съемочных групп слушал, раскрыв рот и пуская слюну, мечтая о подобном, а попадал в извечно унылую и серую атмосферу «своей командировки», откуда хотелось побыстрее смыться домой.

Но дома безрадостность бытия усугублялась сосуществованием с женой, которая постоянно упрекала за отсутствие денег и обзывала меня импотентом. Из мрачных будней своей жизни я вырывался только в своих фантазиях. Я вспоминал детство (хорошо бы вернуться туда!), жил в неведомых и далеких южных странах, плескался в лазурном море и находил клады подобно Монте-Кристо. Я мечтал съездить за границу, чтобы иногда небрежно в разговоре невзначай проронить: «И окурки я за борт бросал в океан, проклинал красоту островов и морей…»

Неведомый необитаемый остров стоял перед внутренним взором стареющего фантазера. Из моих мечтаний возвращал меня вечно недовольный голос жены: «Бездельник, хотя бы с ребенком погулял!»

Следующая страница