← К описанию

Александр Долгопятов - Исповедь донского казака. Казачья лирика.Ч.2



© Александр Долгопятов, 2023


ISBN 978-5-0060-2076-4 (т. 2)

ISBN 978-5-0060-2077-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


Седая память

Седая память, ты напомни мне

И положи на сердце мягким грузом

И спирта ковш, и сладких ягод кузов,

И песню соловьиную во мгле,

Пропахшей крепким чебрецом и хвоей.

Укрась мои расхристанные сны

Соцветием проснувшейся весны

И яблоком осеннего настоя;

И речкою, что радостно извне

Звенит, шумит под камышовой крышей.

Вдруг закричу, и Родина услышит!

Седая память, ты напомни мне…

2021г.

Моё старое Дикое поле

Моё старое Дикое поле,

Ты пропой мне ветрами о воле,

Прошуми мне листвою о славе,

Ведь простыми степными словами

Я навеки повязан с тобою.

Прожурчи мне хрустальной водою —

В древних струях Хопра покажись мне

Хуторскою неброскою жизнью.

В самом сердце Червленого Яра,

Помнишь, как занималась ярость?

Пристанской городок и Григорьев

В моём сердце живут острой болью.

Как сходились стальные клиночки —

Так звенит ими воздух поныне!

Спят спокойно донские сыночки

Под густыми корнями полыни.

Над полынью построили город

На костях тех могучих и смелых —

На Хопёр он глядит глазом гордым,

Словно память петровского гнева!

Что он видит? В дыму и пожарах

Там плоты удаляются к Дону

И несут тех чубатых, поджарых

Мёртвых и усмиренных законом.

Там звонили вокруг колокольни,

Рассыпаясь серебряной вестью.

Нет уж воли на реках запольных —

Вся погибла с Булавиным вместе!

А теперь лишь слагаем былины

После кружки ухватистой браги..

Помнят только дубы-исполины,

Знают только седые овраги.

2014г.

Донской триптих

Пылали казачьи станицы,

Метались старухи и дети.

Дедов бородатые лица

Смотрели бессильно на это.

Донцы – лавой, с гиканьем-свистом —

На фронте по царской присяге.

А дома у них коммунисты

Развесили красные стяги.

Исполнить врага повеленье

Решились недобрые руки —

Казачье сгубить населенье,

Чтоб помнили правнуки-внуки.

Рубили людей без разбора,

Лишь только лампасы завидят.

Смердящие падалью горы

Расшили кровавою нитью!

Сгубили, засыпали пылью,

Украсили цветом калины.

О славе казачьей забыли

Седые дубы-исполины.

Лишь ветер над Доном-рекою

Проскочит рысцою проворной,

Гутаря в ночи с осокОю,

Он вспомнит о тех непокорных.

И небо, услышав те речи,

Над степью дождями проплачет,

А после зажжёт звезды-свечи

На память о судьбах казачьих…

***

Со всей Руси стекалась сволочь,

Чтоб Дон заставить жить иначе.

Висит над степью солнца обруч

И обжигает край казачий.

Готовь, старик, дубовый ящик —

Уже идут при портупеях,

В тужурках кожаных, блестящих,

С ума сошедшие лакеи.

Уйми же, Дон, тугой волною

Тупой азарт волков кровавых!

Им твоя вольница покоя

Ни днём, ни ночью не давала.

В Кремлёвских башнях у каминов

Они давно сожрать решили

Все твои нивы и овины,

Все твои пастбища большие:

«Чтоб выжил пролетарский город,

Прижмём к ногтю казачье племя!

Коль не оружие, так голод

Заставит пасть их на колени!»

То не суровая погода

Ковыль качает, а совдепы —

Везут тяжелые подводы с

С награбленным казачьим хлебом.

Одни ушли – пришли другие,

И так по линии окрУжной:

То смерть голодная, то гибель

От пули злобной ГПУшной!

Уйми же, Дон, тугой волною

Тупой азарт волков кровавых!

Им твоя вольница покоя

Ни днём, ни ночью не давала.

***

Уже неделю Дон пылает,

Уже неделю степь звенит,

И пушки, как собаки, лают

В кроваво-огненный зенит.

И конные летают тени —

Кричат и рубятся с плеча,

И нет штыкам упокоенья,

Как нет усталости мечам!

И знаменем играет ветер

Над этой бойнею людской —

Он разгоняет дым и пепел,

Как клич по области Донской:

Восстаньте, древние станицы!

С Руси пришёл жестокий враг.

Но может ли врагу кориться

Сын буйной вольности – казак?

И коль не выступим сегодня,

Нас скосят завтра, как бурьян.

И вот уже ровняет сотни

Чубатый батька-атаман…

Они пошли в атаку лавой —

Сарынь на кичку, и «Ура-а!»,

И долго над округой плавал

Жестокой сечи терпкий смрад.

Когда же бой остановился,

И смрад рассеялся с полей,

Кто жить остался, тот дивился,

Числу погубленных людей!

Но ночью ружья вверх стреляли,