← К описанию

Юлия Шолох - Искрящее сердце



Первичный цвет


Город был совсем не таким, каким его помнила Маша. Пять лет назад, во времена учёбы в старших классах, он казался ей большим и ярким, однако сейчас, после столицы, стал серым и грязным. Жалким. Улицы не такие уж широкие, а дома вовсе не небоскрёбы. Редкие машины ползли по улицам со скоростью улитки. Память круто обманывала, рисуя вместо сонного городка современный густонаселенный мегаполис.

Или настроение ни к чёрту.

Маша вышла из рейсового автобуса на автовокзале, где знаком каждый столб, и мялась на месте, не в состоянии решить, куда двигать дальше. Поездка с пересадками, длившаяся со вчерашнего обеда, то есть больше суток, выжала из неё все силы.

Но необходимо шевелиться, иначе останешься на улице. Родственники, которые нехотя приютили Машу месяц назад, так же как те, которые до этого приютили её два месяца назад, долго не выдержали, отправили к очередной троюродной бабушке, выдав денег в обрез. Наличных хватит перекусить в дешёвой забегаловке и на автобусный билет до последнего пункта – деревни в семидесяти километрах южней города. Банковской карты у Маши давно не было.

А когда там нужный рейс? Маша прошла в обшарпанное помещение вокзала и поискала табло с перечнем рейсов. Так… висит на том же месте, что и десять лет назад, и маршруты не изменились. Ага, вот нужный – сегодня поздно вечером или завтра рано утром, за день всего два.

А время только послеобеденное. В животе немилосердно урчит. Решено, Маша отправится на грустную прогулку по городу и попробует найти Долли. Она с сыном вроде бы переехала сюда к тётке. После того случая они все разъехались по родственникам. Несколько месяцев Маша провела как в вакууме, ни единой новости о друзьях, а ведь с Долькой они с детства не разлей вода были, ближе, чем родные сестры.

Телефон! Вещей у Маши мало, всё с барского плеча прижимистых родственников, и телефона среди них нет. Но номер тётки Долькиной мог где-то заваляться. В записной книжке со школьных времен, которую Маша таскала с собой в качестве талисмана. Не пользовалась давно, к чему, когда есть айподы да смартфоны… были, верней, но бумага-то хранит лучше.

Маша выскочила из душного, пропахшего пылью здания автовокзала и попыталась найти лавку под навесом. Ага, с разбегу! Всё забито огромными тётками с их не менее огромными сумками, рыдающими детьми и старичками. Мужики помоложе смолят возле урн, и над всем этим вонь бензина. Голова почти разболелась, но нынче не до роскоши.

Потерплю, решила Маша и почти бегом отправилась в сторону центра. Идти полчаса, но по дороге дворы, а во дворах детские площадки и лавочки, где можно немного посидеть. Буквально через дорогу располагался небольшой рынок: когда-то он казался верхом роскоши и изобилия, в сейчас… два ряда жалких палаток. Но какой-никакой, а рынок. Маша прошла его насквозь, перешла ещё одну дорогу и вот они – жилые дома. Первая же детская площадка, совершенно пустая, подойдёт.

Её сумка больше напоминала старый мешок, к которому приделаны засаленные ручки. Родственники вытащили его из чулана, встряхнули от пыли и подарили, оторвав от сердца. Не с пакетом же отпускать в дальний путь.

Всех личный вещей Маши – крошечный кошелёк с алой бабочкой, складная расчёска с зеркалом и записная книжка с красивой застёжкой.

Столько старых, памятных записей… некоторые расплылись от воды, некоторые стёрлись от времени, но благодаря застёжке страницы не истрепались и записи остались читаемы.

Вот он! Тётка Вероника Ивановна и номер телефона. Значит, можно узнать, где Долли! А если тут, в городе… то даже увидеть её!

Только где взять телефон? Они остались ещё, уличные или почтовые? Как там… переговорный пункт?

Блин, а есть охота. Но сколько стоит звонок? Короче, нужно купить булку и банку газировки, а остальное оставить на звонок.

Найти телефон оказалось миссией практически невыполнимой. Людей на улицах было не то чтобы много, но даже те, что были, не отличались дружелюбием. Каждый оглядывал старую одежду Маши и, похоже, принимал её за алкоголичку или помешанную, то есть помогать не спешил. Даже тётки, которые в силу принадлежности к одному полу должны были испытывать сочувствие, кривили губы и шли прочь.