Виталий Каплан - Иной среди Иных
Дорогой читатель!
Выражаем Вам глубокую благодарность за то, что Вы приобрели легальную копию электронной книги издательства "Никея".
Если же по каким-либо причинам у Вас оказалась пиратская копия книги, то убедительно просим Вас приобрести легальную.
Как это сделать – узнайте на нашем сайте www.nikeabooks.ru
Иные ценности. Предисловие
Любой писатель, создавая новый фантастический мир, сталкивается с проблемой соотношения реальности и фантазии, законов существования придуманного мира и законов настоящей жизни. Часто именно в этом столкновении и состоит художественная задача автора – показать, что будет, когда в дремотной сельской Англии появится человек-невидимка, или как начнет функционировать Институт Чародейства и Волшебства в структуре советской Академии наук шестидесятых годов прошлого века.
Но часть вопросов все равно остаются незаданными и неотвеченными. К примеру, мы совершенно не в курсе, как курировал НИИЧАВО могучий КГБ или выдавали ли сотрудникам Отдела Смысла Жизни молоко за вредность. Какие-то вопросы авторов просто не волнуют… а какие-то они вынуждены оставлять в стороне по причинам внешнего или внутреннего характера.
Когда я писал «Ночной Дозор», я сознательно «вывел за скобки» всю религиозную составляющую нашей жизни. С точки зрения атеиста или агностика – волшебство и религия похожи, святые – это кто-то вроде магов. Ошибка, конечно, очень смешная. Здесь невольно вспоминается замечательный рассказ Честертона, где патер Браун блистательно раскрывает преступления именно потому, что священники – не суеверны и не верят в магию. На самом же деле трудно найти что-то более перпендикулярное и противоречащее друг другу, чем магия и вера. Это и заставило меня убрать из серии «Дозоров» все вопросы взаимоотношения Веры и Магии. К тому же я чувствовал, что моего понимания этого конфликта может быть недостаточно для убедительности текста.
Виталий Каплан, напротив, решился посмотреть на фэнтезийную реальность «Дозоров» с этой стороны. И сделать героем человека, искренне верующего и потому не приемлющего собственную «иную» природу. Магические силы не нужны ему ни для личного счастья или комфорта, ни для облагодетельствования окружающих, ни даже для восстановления справедливости… ибо в любом случае цена для него слишком высока.
И при всем при том отказ от непрошеных возможностей тоже невозможен… или почти невозможен.
Человек, оказавшийся в этически безвыходной ситуации, – одна из самых интересных задач в литературе. И мне кажется, что эта задача в книге решена.
Даже если этот человек – Иной.
Сергей ЛУКЬЯНЕНКО
Иной среди Иных
1
Уснуть в троллейбусе – такого с ним ещё не было.
И ладно бы за полночь, добираясь на последнем, случайном, – так нет же, в пять вечера, не особенно и устав. День как день – уроки, методобъединение, подготовка викторины с шестыми классами. Странно.
Странности сегодня вообще лепились одна к одной. Час пик – а двадцать второй троллейбус пришёл почти пустым. Необъяснимо изменилась и погода – вопреки прогнозам синоптиков, натянуло откуда-то сизых облаков, запахло в воздухе близкими дождями. Вот тебе и бабье лето!
Дмитрий сидел, прислонясь к окошку, тяжёлую (три пачки контрольных тетрадей) сумку он пристроил слева, всё равно некому было покуситься на полметра кожаного сиденья.
Москва не хотела расставаться с летом – пускай даже и с таким неласково-мокрым. Зелень листвы ещё не окрасилась желтизной, газоны пестрели цветами, рекламные плакаты обещали фантастические скидки на летних распродажах. Две недели сентябрь притворялся июлем, маскировался солнышком и температурой за двадцать. Но сейчас, видимо, решил взять своё. Свистнул хулиганистыми ветрами, развесил тучи и приготовился к боевым действиям.
Действительно, вдали громыхнуло. Пока ещё осторожно, словно примеряясь, но по всему было видно, что от слов погода перейдёт к делу.
Жалко, если это всерьёз и надолго. В пятницу после уроков гимназия собиралась на турслёт, с ночёвкой в лесу. Дмитрий уже договорился насчёт недостающих палаток и спальников, составил с детьми раскладку продуктов, даже сумел убедить нескольких особо нервных мам, что их драгоценные отпрыски ничего себе не отморозят, что ни волки, ни медведи, ни энцефалитные клещи не покусятся на отравленное алгеброй и литературой детское мясо, и вообще ничего такого («Ну, вы же понимаете, Дмитрий Александрович! У них ведь опасный возраст!») не случится. С этими мамами Дмитрий мучился уже второй год и каждый раз напоминал себе о необходимости смиряться. Удавалось так себе.