Литературно-художественный журнал - Иностранная литература №09/2012

Перевод с фарси Александра Андрюшкина

© Мухаммад-Казем Мазинани, 2010

© Александр Андрюшкин. Перевод, 2011

Журнальный вариант.

Редакция благодарит автора за любезно предоставленную возможность безвозмездной публикации романа на страницах журнала.

Скальпель рассекает твой шахский живот, оставляя кровавый след. Стальные зажимы оттягивают края разреза, и в животе разверзается синеватый провал. Твоя селезенка, как забытый заключенный, прямо под реберной клеткой прижалась к стенке диафрагмы. Шестьдесят один год назад началась ее служба: эта мясистая масса принимала кровь из аорты, разветвленной на тысячи капилляров, и, очистив ее от ядов, добавив красные кровяные тельца, толкала дальше. Она сбрасывала в отходы ненужные вещества и отмершую плазму и каждые сто двадцать дней полностью меняла состав твоей крови, а сейчас превратилась в бесполезный и лишний орган. Распухшая масса кофейно-черного цвета, зловонная тыковка весом кило девятьсот граммов.

Хирург, взглянув на твою печень и поджелудочную железу, берет и их образцы для анализа. Наверняка и в этих тканях имеются раковые клетки. А этот желудок – какой только пищи он не переваривал, отправляя ее в толстые кишки, каких только яств и напитков не было здесь! Кровь виноградной лозы, выдержанная и молодая… Редчайшие виды мяса: молодых газелей из шахских угодий, куропаток из прикаспийских лесов, с мякотью нежнее облака, мясо индийских и африканских павлинов и попугаев… А сейчас все это превратилось в отраву, в источник инфекции размером с футбольный мяч, грозящий вот-вот лопнуть.

Хирург пережимает главный и боковые сосуды, ведущие к селезенке, и подает знак ассистенту: сильнее оттянуть зажимы, чтобы облегчить доступ. И твой живот, словно зловещая синевато-кровавая ухмылка, раскрывает свой зев, кровь капает из разреза, и странный звук вырывается из твоей грудной клетки: кроваво-гнилое “ах”, безголосый крик с той стороны жизни. Скальпель хирурга, помедлив под главной артерией селезенки, аккуратно ее перерезает. Теперь селезенка готова покинуть свою телесную резиденцию. То есть уже не селезенка, а шмат заплесневелого мяса, который хирург обеими руками – осторожно, словно боясь разбить, – вынимает из твоей брюшной полости; затем с торжественным лицом – будто художник, представляющий зрителям свое последнее творение, – подносит распухший гнилой орган к объективу камеры, чтобы все его как следует разглядели, особенно твоя супруга и старший сын, которым операцию транслируют по локальной телесети. И что за вид у твоей селезенки! Неестественный, как у выкинутого плода; словно переношенное мертвое дитя истории, все пропитанное злобой из-за того, что его вытащили из твоих – последнего шаха Ирана – внутренностей, да еще в таком неприглядном виде! Пятно на пятне. Похоже на аэрофотосъемку голой солончаковой пустыни: доисторические холмы. Оазисы жителей хижин.

Представление окончено. Хирург опускает селезенку в сосуд с формалином и вновь сосредоточивается на твоем вскрытом животе. Будто он не прочь удалить еще какие-то органы: например, кишки, все их извивы, так удивительно напоминающие долгую и запутанную историю шахских династий Ирана.

Египетский врач советовал оставить в твоем животе отверстие для отвода гнойной жидкости. Однако американский хирург не согласен. И ничего не поделаешь, ведь он – самый известный в мире кардиохирург, который спецрейсами прилетает к своим пациентам и перед объективами камер, в свете прожекторов, ловко, словно фокусник, рассекает сердца и дает больным новую жизнь. Поэтому никому и в голову не приходит спросить: а какое отношение кардиохирург имеет к пораженной раком селезенке? Словно это царское блюдо судьбы, предназначенное специально для такого как ты, для шаха: некая таинственная рука превращает простую операцию в смехотворное – с точки зрения медицины – и загадочное стечение обстоятельств. Словно весь мир вступил в сговор, чтобы не дать тебе умереть естественной смертью.