Доктор Кросс - Игра Пожирателя Славы

**Легенда о Зеркале Пожирателя Славы**

В тени столетий, там, где время плетёт свои сети из пыли и забытых имён, стоял некогда театр «Весперо» – дворец света, поглощённый тьмой. Говорят, в его сердце, за алтарем сцены, хранилось зеркало, рождённое не из стекла, а из чёрной зависти.

Мастер Лука, ревнивый гений, выдул его в ночь, когда его возлюбленная, прима Карла, покинула его ради оваций толпы. Он собрал осколки её улыбок, подхватил шепотки зависти из-за кулис, сплавил с ядом своих слёз. Раму сковал из костей певчих птиц, замученных в клетках театрального подвала, чтобы их песни навеки стали немы.

Зеркало не отражало лиц – лишь жажду. Артисты, заглянувшие в него, видели себя окружёнными славой: их имена горели на афишах из человеческой кожи, толпы рыдали у их ног, а соперники превращались в прах под каблуком. Но за каждую секунду этого морока зеркало брало плату – искру души.

Первой пала сама Карла. Она пела так, что лопались барабанные перепонки у первых рядов, но сама оглохла от тишины в собственной груди. Её заменил юный тенор Альдо – он танцевал на воздухе, пока демон не отрезал невидимые нити, и парень рухнул в оркестровую яму, рассыпавшись костями.

Театр «Весперо» сгорел дотла в ночь премьеры проклятой оперы «Адажио Ада», но зеркало выжило. Его находили в руинах церквей, в особняках обанкротившихся меценатов, в гримёрках сошедших с ума кинозвёзд. Каждый, кто подписывал договор с собственным отражением, получал славу – и становился пищей для демона, что рос, как раковая опухоль, в глубине стекла.

Говорят, теперь оно живёт в театре «Этерия», закутанное в бархат забвения. Его рама цветёт шипами, когда рядом голодный артист. А демон внутри шепчет:

– *Покажи мне свою жажду… и я покажу тебе вечность.*

Но в зазеркалье нет вечности – лишь бесконечный голод. И самые красивые лица всегда оказываются меню.

**Глава 1: Игра теней**

**Театр «Этерия» пах воском и прелыми розами.**

Элиза стояла за кулисами, прижав ладонь к бархатной портьере. Сквозь щель в занавесе пробивался луч света, выхватывая из темноты лицо соперницы. *Та самая девушка.* Юная, с лебединой шеей и волосами цвета воронова крыла, она парила на сцене, будто рождённая для аплодисментов. Каждое её движение вызывало шёпот восторга, каждый вздох – вздох в ответ.

– *Джульетта!* – рыдала актриса, прижимая к груди бутафорский кинжал, и зал взрывался овациями.

Элиза впилась ногтями в ткань. Раньше её имя горело на афишах. Теперь же алая краска букв выцвела, заменившись новым именем – **Виолетта Лорен**.

Гримёрка Элизы, некогда утопавшая в цветах и записках поклонников, теперь напоминала склеп. Пудра осыпалась с туалетного столика, как пепел, а в углу паук плел паутину между бутылочками с засохшими духами. Но зеркало… Зеркало оставалось безупречным, поставленное с тех пор как проклятый Габриэль Марлоу бесследно исчез. Массивное, в золотой раме, украшенной виньетками из шиповников, оно будто втягивало свет, отражая мир искажённым.

– **Почему она?** – Элиза швырнула в зеркало тюбик губной помады. Отражение дрогнуло, как вода от брошенного камня, но вместо трещины по поверхности поползла тень – густая, маслянистая.

– *Потому что ты увядаешь,* – прошелестело из глубины. Голос был сладок, как сироп, и резал, как лезвие.

Элиза отпрянула, но зеркало уже менялось. Её собственное отражение расплылось, уступив место силуэту в плаще из ночи. Янтарные глаза вспыхнули в темноте.

– *Смотри,* – тень махнула рукой, и зеркало показало Виолетту в её гримёрке. Молодая актриса смеялась, окружённая мужчинами: режиссёр подносил ей шампанское, критик целовал руку, а поэт читал стихи, задыхаясь от восторга. – *Они дарят ей мир, а тебе?*

На столе Элизы лежала единственная роза – чёрная, сморщенная, с лепестками, осыпавшимися на письмо. *«Ваши выступления более не соответствуют уровню театра…»*

– **Я была богиней!** – прошипела Элиза, хватая ножницы для маникюра. Лезвие вонзилось в изображение Виолетты, но стекло лишь застонало, как живое.