Руслан Ерофеев - Хтонь. Человек с чужим лицом

Ядерный рассвет оказывается не совсем таким, как предполагалось, а главный герой узнаёт, что такое «тройной Брежнев» и какие доисторические животные паслись в тени Парфенона.

Темнота. Голоса. Вой сирены «Скорой помощи». Жесткие носилки. Тоскливая вонь лекарств и яркий электрический свет, бьющий в глаза. Противная резиновая кишка, змеей заползающая в желудок. И снова тьма…

Так вот оно как – воскресать после ядерного взрыва…

Артем пришел в себя от чьих-то страстных поцелуев. Мягкие губы настойчиво и требовательно лобзали взасос его распухшую от пьянства моську и обветренный рот.

– Настя… – прошептал он, торопливо отвечая на поцелуи любимой. – Настенька, значит, ты меня простила, и все дерьмо теперь позади…

В ответ Настя почему-то хрюкнула и ответила голосом покойного Брежнева:

– Мы заверяем вас, товарищ Хонеккер, что советский народ всегда готов оказать помощь блядской… э-э-э, братской нашей… вашей… этой, как бишь ее… Нигерии!

Казарин с трудом разлепил веки, которые, казалось, какая-то сволочь намазала клеем «Момент». Никакой Насти не было. Вместо нее на Артеме восседал верхом Леонид Ильич Брежнев. Вид у генсека был, признаться, неказистый. Он выглядел так, будто много лет пролежал в старом сундуке, где его как следует поела моль. Причем это зловредное насекомое сожрало не только брови Брежнева, но и ордена, мундир и даже шевелюру, оставив вождя КПСС в мятой застиранной пижамке в матрасную полосочку. От квазигенсека сильно несло мочой.

– Давай, Лёня, сделай ему «тройной Брежнев»! – залихватски воскликнули откуда-то сбоку.

Артем повернул голову и увидел полуголого мужика, сидевшего по-турецки на железной койке, что, впрочем, не мешало ему елозить задницей и подпрыгивать от нетерпения на пружинистой панцирной сетке.

Мгновение спустя побитый молью Брежнев заключил Казарина в крепкие коммунистические объятия и смачно облобызал трижды: вначале в левую небритую щеку, затем в такую же правую и наконец засосал казаринские губы, словно вантуз. С соседней койки заулюлюкали.

Артем, отплевываясь во все стороны, попытался вырваться из горячих брежневских объятий. Но не тут-то было: оказалось, что он наикрепчайше связан по рукам и ногам. Не хуже, чем товарищ Хонеккер – присутствием советской Западной группы войск в Германии. С соседней койки издевательски загоготали.

– Леонид Ильич, голубчик, заканчивайте свои лобзания, видите же, молодой человек нездоров и нуждается в покое. – Откуда-то слева возник благообразный старичок в пенсне и мягко взял Брежнева за плечо.

– Как у Берии! – вырвалось у Артема.

– Прошу прощения, что вы сказали, любезнейший? – вежливо переспросил козлобородый старикашка в пенсне, чем-то похожий на знакомого Артему букиниста Аристарха Анемподистовича.

Казарин отвернулся. Губа после суровых брежневских засосов саднила.

– Ну ничего, ничего, молодой человек, отдохните, – мягко промолвил старичок. – Где же еще отдохнуть, как не здесь.

– Этот херов генсек мне, кажется, губу прокусил! – Артем еще раз поводил языком по распухшей слизистой.

– Да-с, весьма прискорбно, – отозвалось пенсне. – Но вам, молодой человек, еще повезло. Когда наш уважаемый Леонид Ильич приветствовал в своей излюбленной манере его светлость. – Старик кивнул куда-то назад, где, как догадался Артем, стояла четвертая койка, которую он отсюда не видел. – Он самым натуральнейшим образом порвал барону губу! Пришлось даже зашивать! А вы говорите…

«Его светлость», невидимая Артему с койки, не проронила ни слова.

– Да ни черта я не говорю! – разозлился Казарин. – Где я вообще? Что тут за цирк у вас?

– Где, где, в санатории ВЦСПС, вот где! – хохотнул тип, который только что подзуживал Леонида Ильича совершить «тройной Брежнев». – Тут тебе номер люкс – с койкой, полотенцами для связывания и самим Брежневым заместо массовика-затейника!