Екатерина Козлова - Хроники Танатоса: Анатомия войны

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ФОРМИРОВАНИЕ ЯРОСТИ.

Глава 1. Зерно вражды.

В ту осень, когда листья кружили по Новоприреченску с особым остервенением, Андрей Петрович Воронин вернулся с войны, которая так и не стала для него понятной. Человек с немигающим взглядом и руками, вечно ищущими чем себя занять, был посажен в поезд где-то в степях Донбасса с одним вещмешком и справкой о демобилизации. Справку эту он смял и выбросил ещё в вагоне, посчитав, что память о причастности к войне должна быть спрятана глубже, чем позволяет бумага.

На перроне его никто не встречал. Город жил той странной жизнью, которую ведут места, недавно изувеченные историей, но уже собравшие лицо в приличную, почти обыденную маску. Люди торопились по своим делам среди заштопанных воронок и новостроек, выросших на местах ещё дымящихся руин.

Воронин стоял, рассматривая этот муравейник, чувствуя себя человеком, который вернулся из преисподней в мир живых и теперь не знает, как объяснить им, что все их заботы – пыль. Дети, спешащие в школу с портфелями, женщины с сумками, мужчины с папиросами, обсуждающие футбол – вся эта жизнь казалась ему теперь придуманной, искусственной декорацией, за которой прячется настоящая суть: голые, жестокие силы выживания.

Андрей пошёл по главной улице, вспоминая её довоенный облик. Тополя остались те же, но как будто поглупели, утратив величественность. Небо над городом было осенним – высоким и пустым, как взгляд старика, пережившего всех детей.

"Война не кончается подписанием бумаг", – думал Воронин, заходя в продуктовый магазин, чтобы купить хлеба. В очереди стояла женщина с ребёнком – мальчиком лет шести, с лицом серьёзным не по годам. Андрей невольно улыбнулся ему.

– Ты солдат? – спросил мальчик, разглядывая потёртую гимнастёрку Воронина.

– Был, – ответил Андрей. – А теперь уже нет.

– А ты убивал немцев?

Мать дёрнула ребёнка за руку с приглушённым "Тише, не говори глупостей!", но вопрос уже повис в воздухе, тяжёлый и неуместный, как гранитная плита на детской площадке.

Воронин посмотрел на мальчика долгим взглядом. Как объяснить ребёнку то, что он сам до сих пор не мог осознать? Как рассказать о том, что война – это не героические рассказы из книжек, а боль, грязь и чувство поражения даже в победе?

– Я защищал свою землю, малыш, – наконец произнёс он. – Иногда приходится делать страшные вещи, чтобы защитить то, что любишь.

За окном магазина пролетела стая ворон, чёрных, как осколки снарядов, на фоне блёклого неба. Андрей подумал, что птицы, в отличие от людей, не ведут войн. Они просто живут и умирают по правилам, установленным миллионы лет назад, не пытаясь переписать законы природы.

– А почему люди воюют? – не унимался мальчик, словно почувствовав тяжесть мыслей Воронина.

Андрей замер. Женщина уже расплачивалась за покупки, бросая извиняющиеся взгляды на очередь, недовольную задержкой.

– Это большой вопрос, малыш, – сказал он, неожиданно присев перед мальчиком. – Видишь ли, люди воюют из-за земли, из-за веры, из-за обид… Но на самом деле всё гораздо сложнее. Мы воюем потому, что в нас живёт зверь, который иногда просыпается. И тогда мы забываем, что все мы – дети одной земли.

Женщина наконец расплатилась и потянула мальчика к выходу. Тот обернулся на пороге и крикнул:

– Мой папа тоже был солдатом! Он не вернулся!

Двери магазина захлопнулись. В очереди повисла тяжёлая тишина.

"Вот оно, семя новой войны", – подумал Воронин, глядя вслед ребёнку. В глубине этого мальчика уже зрело неосознанное, но оттого не менее опасное чувство обиды, жажда возмездия и смутное ощущение, что справедливость можно восстановить силой. Обычно это называли патриотизмом, долгом или честью, но по сути своей это было всё то же древнее, как мир, семя вражды, посеянное в новой почве.

Дойдя до дома, Воронин остановился у подъезда. Стены тоже помнили войну – от подвала до третьего этажа кирпичная кладка была новой, а выше начиналась старая, довоенная поверхность. Как шрам на теле города, как линия, разделяющая время на "до" и "после".