Андрей Голенищев - Хроники Иливара

Он сидел на коне, когда оказался на поле брани. Всюду лежали трупы, покрытые колотыми ранами, порезами или проткнутые насквозь стрелами. Одни лежали на спине уставившись на серое небо, другие замерли, растянув лицо в предсмертном крике ужаса. Тем, кто ощутил на себе человеческую жестокость во всей ее первобытной красе валялись без конечностей: кто без головы, кто без руки или ноги. У одного бедняги не осталось ничего кроме тела. Сегодня у смерти пир, на который слетелись местные завсегдатаи – вороны. Они вытаскивали из ран внутренности и сражались между собой за больший кусок плоти. Вонь стояла страшная.

Он дернул поводья, замедлил аллюр и убедился, что не сможет никому помочь. Воины лежали брошенные, никому не нужные, даже оружие никто не вернулся забрать. Резня без победителей. Сейчас даже цвет формы едва различим. Он покачал головой и не стал более задерживаться в этом богом забытом месте. Он плавно нажал шенкелями на бока своего четвероного друга. Лошадь запыхтела, зафыркала и, ускорившись в темпе, направилась в сторону лесной просеки.

На закате он вышел на вересковую пустошь, там куда не глянь – кости, глыбы. Грусть набросилась на него. Куда катится этот мир?Люди перестали жить в согласии. Все возвращается в первозданный хаос, во времена падения ангелов. Проехав пару километров, он наткнулся на менгир с надписью: «Как пряму ехати – живу не бывати – нет пути ни проезжему, ни прохожему, ни пролетному». Чуть ниже продолжение фразы, но большая часть его стерлась, остальная спряталась под мхом. Он долго смотрел на него. Опустил своё копьё, воткнул в землю и спрыгнул с коня.

– Черт.

Подошел к менгиру еще ближе и со всей силы ударил по нему ногой, камень упал. Он взял свое копьё, прыгнул обратно на коня и с криком «Но! Но!» направился вперед перепрыгнув каменную глыбу. Это произошло много лет назад, и он больше никогда об этом не вспоминал…

Несколько часов прошло с того момента, как солнце скрылось за недосягаемой линией горизонта. Дремучий лес, окружающий путника со всех сторон, стал чернее преисподней. Словно армия тьмы, застывшая в лике страха перед финальной битвой. Он двигался верхом на лошади породы шайр, подобно единственному оставшемуся на этой бренной земле пилигриму; он протянул руку перед собой и с трудом разглядел собственную ладонь. На ум пришли слова отца: «дьявол приходит с заходом солнца». Ветер, что несколько минут назад завывал рёвом умирающего хищника, устремился на восток. Лес покрыла могильная тишина, в которой не услышать ни звука птиц, ни шелест листьев, только уханье сов порой доносилось из чрева кромешной тьмы. Лошадь зафыркала и замахала головой из стороны в сторону, не желая продолжать путь. Взмахи хвоста и стук копыт о затвердевший грунт, казалось, эхом разлетались на множество километров окрест. Под весом тяжелой брони и тридцатикилограммового меча, тело странника затекло так, что при малейшем движении кости хрустели, словно сухие ветки. Он нагнулся к уху своего четвероногого друга и прошептал ему, что до привала осталось совсем немного.

Его звали Иливар и скитался он вот уже год и три месяца по просторам страны Рит-Ариен вдали от глаз людей. Жуткая, безысходная атмосфера погрязшей в войне родины, стала для него весьма привычной и впредь не отзывалась в сердце былым страхом и ужасом. Он задумался о том, как легко человек приспосабливается ко всему, особенно плохому, будто человек был для этого создан. Но не отпускала его и боль, что глубокими шрамами отпечаталась в молодом сердце, боль от того, что некогда прекрасная и солнечная держава пребывает ныне в душераздирающем мраке. Солнце все реже освещало путь, и все чаще скрывалось за густым слоем туч. И вот уже как много лет менестрели Рит-Ариена отложили в долгий ящик свои музыкальные инструменты. Ни пел простой люд больше частушек, ни рассказывал басен и сказок и все чаще слышался женский плач под звуки панихиды по павшим в бою воинам.