Виктория Шувалова - Хранитель.
0.
– Ты бы хотел вернуться?
Мягкая, теплая, светлая… пустота…
– Я не умер… но нет причин возвращаться…
– Ты еще не завершил путь.
Легкость. Невесомость. Спокойствие. Он был рожден из этой пустоты. Он был внутри этой пустоты. Он был этой пустотой.
– Я здесь… Я чувствую, что свободен… больше не предан ею…
– Ты тянешь время. Я не могу влиять на твою свободную волю.
Ничто… время исчезло… мира больше нет… тишина… покой…
– Что ты здесь тогда делаешь?
– Хочу помочь тебе вернуться.
Где- то внутри пустоты… движение…
– Почему она не пришла?
Тела нет… сердца нет…. Кольнуло… в сердце… там, где оно должно было быть, где было когда- то… в другой жизни…
– Она убила меня. Зачем мне возвращаться?
Вспышка. Нет боли. Воспоминание о боли. Почти стерлось.
– Вот видишь, – собеседник должен усмехнуться. Но у собеседника нет тела. Он – голос. Он – энергия. – А говоришь, что свободен.
– Это… погоди, это не…
Собеседник молчит. Пустота уплотняется.
– Кто? Ты знаешь! Она обманула!
Все приходит в движение. Энергия. Мысли. Свет.
– Ты сам все знаешь.
Пустота давит. Закручивается вокруг того, что было телом. Душит. Крутит.
– Имя! Скажи имя!
Собеседник молчит.
– Ты издеваешься? Зачем ты пришел, если помогать не хочешь?
– Хотел извиниться сначала.
Невыносимый звон рождается внутри пустоты.
– За что?
– За все. За то, что не сберег, что не защитил, что чуть все не разрушил. Прости меня. Возвращайся ко мне. Я люблю тебя.
– Имя! Скажи имя!
Он знает это имя. Знает, но пустота не поддается, не отдает его.
– Алиса…
Пустота взрывается.
1.
Артур бежал за Тимуром через пыльные, залитые зноем дворы. Петлял между машин, перемахивал невысокие заборчики, отскакивал от пешеходов. Он запыхался, взмок и устал, удары ног о землю гулом отдавались в голове. Тимур не оглядывался, не останавливался. Он был на две головы выше, худой, жилистый и длинноногий. Бег для него – естественно и нормально. Он любил бегать. Артур же больше всего в своей работе ненавидел именно это.
Они выбежали к дороге, в несколько больших шагов перемахнули ее на красный свет под автомобильные гудки. Артур выставил руку, зацепился за светофорный столб, чтобы остановиться, согнулся пополам и попытался отдышаться. Горло пересохло и саднило, в ушах шумело, пот градом тек по лицу, по шее, впитывался в темную, промокшую насквозь футболку. Тимур не успел затормозить, пробежал мимо и остановился дальше, уперся в колени и дышал как загнанный зверь. В глазах темнело.
– При… приш… пришли… – смог выдавить он и с шумом вдохнул.
Артур махнул рукой, чтобы его не трогали. Горячий воздух жег легкие.
Тимуру удалось выпрямиться и оглядеться.
– Все… я… все…
– Ты уверен? Что мы… – Артур не смог договорить, скривился от боли в саднящем горле.
– Желтый забор… фух… парк… да… оно…
Сделав глубокий обжигающий вдох и распрямившись, Артур осмотрелся. Желтый забор психиатрической клиники заворачивал на перекрестке и уходил далеко в парк. Тенистая улица шумела машинами, плавилась от температуры. В груди раненой птицей билась тревога, стучала по ребрам и сжимала сердце в тиски.
– Ты видел, кого нам надо спасать?
Артур трясущимися руками выковырнул сигарету из пачки и чиркал зажигалкой. Палец то и дело соскакивал, огонь гас.
– Чего не видел, того не видел, – ответил Тимур.
Он удивленно глянул на друга, но тут же отвлекся на снова погасший огонек. Сердце болезненно сжалось. Они рядом. Он знает.
– Ты всегда видишь, – возразил Артур, больше чтобы выплеснуть раздражение.
– А теперь не вижу! – огрызнулся Тимур и схватился за бок, поморщился.
Они смерили друг друга недовольными взглядами и отвернулись в разные стороны, сканируя улицу. Артур подумал, что быть видящим все- таки проще, чем чувствующим. Ты точно знаешь, зачем пришел.
Внутреннее чутье заставило его повернуться влево, к дому через дорогу. Тимур продолжал оглядываться. Артур, наконец, совладал с зажигалкой и снова пристально посмотрел на дом. Ничего, ни единой зацепки. Сердце билось о ребра, пропускало удары.