Любовь Левшинова - Грань

– Александра, у вас большой потенциал, но вы не проходите по показателям души. Несмотря на то, что с вами произошло. – Саша задержала дыхание – необъективный стыд поднимался по трахее к горлу, – Люксов слишком много, – продолжила ровным тоном женщина: таких, как Саша, жаждущих успеха, она видела каждый день. – Даже больше, чем мы видим обычно. Это хорошо, – Саша с удивлением заметила, как женщина ей коротко улыбнулась. Искренне. – Но не для нашего бизнеса. Вы же знаете, с какой отметкой мы берем абитуриентов? – Саша отрицательно мотнула головой, помощница кастинг-директора глубоко вздохнула. – С нулевой, Александра. А чего вы хотели? – Хмыкнула она, видя озадаченность на лице девушки. – Сами представляете, какой критике и нередко травле подвергаются известные артисты – мы не можем нести ответственность за целостность их души, от этого никакие договоры не застрахуют. Но я уверена, вы добьетесь успехов в другом направлении.

Саша тупо посмотрела на протянутые ей документы и заторможено кивнула. Только спустя полчаса прогулки сквозь мокрый ноябрьский воздух ожила, встретив сестру.

Они сидели на застекленной веранде, наблюдали за игрой в догонялки ветра и пожухлой листвы, пили облепиховый чай. Саша возмущалась, как всегда, ярко.

– Нет, ты только подумай! Светиться она не должна! В этом есть какой-то смысл, с точки зрения коммерции, но это просто ужасно. Получается, у каждого, кто более-менее известен, кого мы видим по телевизору, потухла душа, представляешь? И ладно, можно было бы своими силами пробиться, или существовали бы другие лейблы, как лет десять назад, так нет – монополия, понимаете ли. – Саша презрительно фыркнула, закатила глаза. С минуту помолчала, вздохнула и покачала головой. – Знаешь, оно того не стоит, – она откинулась на кресле, посмотрела на сестру. Ника молча улыбалась, выслушивая очередную тираду от старшей. – Дети рождаются с таким потенциалом, – Саша кивнула на детскую зону в глубине зала, – а их на фарш успеха потом перемалывают. Нет, добровольно я на такое точно не пойду. Операции вроде какие-то делают, я слышала. Думала, это выдумка, но раз цена успеха – нулевой уровень света в душе, не сомневаюсь, что такие клиники все же существуют.

Саша глубоко вздохнула, воровато огляделась по сторонам, подвинула кресло вполоборота к залу, подальше от случайных взглядов. Прикрыла глаза, сосредоточилась, прикоснулась к груди. Открыла глаза и посмотрела на душу в своей руке. Ника слабо улыбнулась.

– Просто этот вариант не для тебя. Что на счет центра реабилитации, ты же долго работала над его открытием?

– Я выстрадала весь проект, осталось найти только деньги, – бросила она, не отрывая внимания от светлого комочка в ладони. – Чем и займусь сегодня на встрече бизнес-клуба. Папа меня позвал, ты тоже пойдешь. Думаю, можно там инвесторов найти.

Ника что-то ответила, но Саша не слушала. Каждый раз, когда она брала в руки свою душу, становилось не по себе. Жесткая, в келоидных рубцах, до сих пор местами кровоточащая – печальное зрелище. Но Саша любила ее, конечно любила. Помнила время, когда душа в обе ладони не помещалась, светилась, как монтажный прожектор, была мягкой и теплой. Как у детей в глубине зала. Саша бросила короткий взгляд на детскую зону, улыбнулась.

Малыши лет четырех катали по ковру свои души, размером с шары для боулинга: те поблескивали, искрились, будто живые, повторяли за носителями. Душа Саши тоже светилась: порой даже ярче, чем можно было представить, только свет рубцы не лечил. У всех они были в той или иной степени, смотря сколько раз тебя ранили и предавали. Обычно это влияло на уровень яркости, упругость. Но у Саши был нетипичный случай.

– Нет, оно того точно не стоит, – она мотнула головой, сморщилась, суетливо спрятала душу обратно, коснувшись груди. – Без света в душе долго не живут. А если живут, то просто существуют, – пробубнила она себе под нос.