Андрей Валентинович Жвалевский, Евгения Борисовна Пастернак - Грабли сансары

– А вы не обнаглели вообще? – крикнула Лариса, открыв холодильник.

Ей никто не ответил.

Лариса повысила голос:

– Я корячилась полночи, я вам борщ варила! Кастрюля третий день нетронутая!

Реакции снова не последовало. Разве что телевизор в гостиной чуть увеличил громкость.

Лариса, все еще в огромном пуховике, на котором снежинки превращались в капли, направилась в гостиную. Там лежал муж и не отводил взгляда от рекламы прокладок. Перед Алексеем стояла почти пустая миска с чипсами. Весь вид его говорил: «Давай пили меня, мне по барабану».

Лариса, гремя тапками, пронеслась через всю квартиру, ворвалась в комнату дочери и сорвала с нее наушники.

– Что ты ела? Что ты ела, я тебя спрашиваю!

– Бутеры, – ответила Ася, – не ори.

– Ты своими бутерами себе скоро наешь пузо, как у отца!

– Вот когда наем, тогда и поговорим, – вяло отмахнулась Ася.

– Встала! И иди поешь нормально! – приказала мама.

Ася закатила глаза.

– У мамы приступ заботы, – съязвил оторвавшийся от телевизора отец, – вспомнила о нас.

Все трое пришли на кухню. Лариса распахнула холодильник.

– Вот! – ткнула она в кастрюлю. – Целая кастрюля борща! Поставить на плиту и разогреть – это проблема? Или, если вы оба боитесь плиты, разлить по тарелкам и погреть в микроволновке! Это непосильная задача для двух взрослых людей?!

– Лара, – папа скривился пуще прежнего, – откуда мы знали про борщ? Ты никому про него не сказала, а теперь…

– А позвонить?! – теперь мамин голос грохотал по кухне, как артиллерийская канонада. – А заглянуть в холодильник?! Ты, писатель великий, сообразить не мог?!

– Ну всё, поняли! – сказала Ася и села за стол. – Давай уже грей свой борщ!

– Сами грейте! – Мама захлопнула дверцу холодильника так, что внутри что-то упало и, кажется, разбилось.

Теперь закатил глаза отец.

– У мамы же бизнес! – Отец вложил в слово «бизнес» все свои запасы яда. – А сегодня у нее кормление семьи по расписанию, так что терпим.

– Хватит тут мне страдать! – рявкнула мать. – Ася, тебе полгода до конца девятого класса осталось! А с твоими оценками в десятом делать нечего! Имей в виду: или ты выходишь хотя бы на четверки, или после девятого – работать! Хватит у меня на шее сидеть.

«Ну все, – подумала Ася, – понеслось… Сдохнуть бы…» Ася привычно представила, как она лежит мертвая, а все стоят вокруг и понимают, как были несправедливы к бедной девочке.

Мама тем временем разлила борщ по тарелкам. Она разогревала и метала тарелки на стол, оставляя кровавые следы. Лицо у нее было свирепое.

«Не буду!» – решила Ася. Но пахло вкусно. Она сглотнула. И снова сглотнула. Слюна наполняла рот с угрожающей скоростью. Ася схватила ложку и принялась есть.

Спала она тяжело. Переполненный живот бурлил и заставлял ворочаться с боку на бок. Сон был муторный, монотонный, что-то повторялось раз за разом – но что именно, Ася вспомнить не смогла. Это добавило раздражения от жизни.

В школе Асе очень хотелось с кем-нибудь сцепиться, но повод не подворачивался. Учителя на нее внимания не обращали, работая с теми, кто планировал учиться дальше. Вот и сейчас классная бубнила что-то про внешнюю политику СССР, обращаясь к нескольким отличницам.

Ася осмотрелась. Через проход от нее сидели друг за другом Алина и Анжела, двое из «Три А» – самые крутые девочки в классе. Настя, то есть Анастасия, третья «А», тусовалась сегодня на последней парте, кадря очередного парня.

– А чего это вы не по рассадке? – громко спросила Ася. – Типа самые хитрые? На один вариант сели перед контрольной?

Алина даже не повернула голову, Анжела лишь скользнула по Асе взглядом. Ася почувствовала себя тараканом, которого никто не замечает.