Нодира Нигматуллаева - Горизонт

Человечество по мере развития

цивилизации придумало массу

социальных различий, вокруг которых

кипит столько бурных страстей, что это можно

уподобить лишь муравейнику.

Все земные страстишки, вместе взятые,

так малы и так ничтожны перед возвышенностью

окружающей нас необъятной Вселенной,

в которой среди множества миров планета

Земля является маленькой точкой.

I

Ясное воскресное утро, нежные ласковые лучи весеннего солнца просочились в окно, и оранжевые стены детской комнаты вспыхнули яркими солнечными бликами. Казалось бы, искристость и яркость должна способствовать умиротворённости и радостному настроению, но маленькой Фирузе было не спокойно. По утрам она, мрачная, часто с трудом поднималась с постели.

Её мучили кошмары и не только во сне, но и наяву. Происходило что-то непонятное, будто множество рук мяли тело и душили её. В такие мучительные минуты, слыша, как мать хлопочет на кухне, ей хотелось, позвать на помощь, но вместо голоса из груди вырывалось что-то похожее на шипение. Оставалось ждать, когда мама сама войдёт в комнату, и мгновения казались вечностью.

Озабоченная мать беспокоилась, что Фируза не просыпается, а подойдя к дочке, обнаруживала, что та уже не спит, и осторожно, успокаивая ребёнка, поднимала с постели. Девочка с трудом выходила из комнаты, едва передвигая ноги, и тихо жаловалась: «Мама, я так звала тебя. Я так кричала, но ты меня не слышала».

Фируза с трудом открывала глаза, массировала их во время умывания, но это плохо помогало. Она приходила в себя тяжело и медленно.

Спустя время ей казалось, что злые силы оставили её, но не надолго.

Впоследствии она с ужасом вспоминала, как в девять лет среди ночи она проснулась от тяжести на ногах, будто кто-то сидел и беспрестанно ритмично глухо стучал по ним. В детской, как обычно, никого не было, домашние спали мирным сном, и Фируза до самого утра терпела все это.

Она не ходила в детский сад, как её сверстники. Для Фирузы нашли няньку, одинокую старушку, которая жила неподалеку.

Эта невысокая, сухощавая, с загорелым лицом старушка одевалась старомодно: носила длинные платья с кокеткой и длинными рукавами, штаны, по низу которых была пришита кайма с вышивкой, голова была всегда повязана крепдешиновым платком с узлом на лбу. Её наряд дополнял камзол, стёганый халат с карманами по обеим стороны.

По характеру она была, энергичной и весёлой, жила недалеко от центра старого города в доме старой постройки, характерном для старой части Бухары.

Дом одинокой старушки с тяжёлыми деревянными резными воротами располагался в конце недлинного переулка, который заканчивался тупиком. Вместо звонка на воротах висела старинная, тяжёлая медная конструкция в виде молотка и небольшого медного кружочка.

Войдя, оказывался в небольшом дворике, прямо напротив ворот был небольшой полисадник, возле полисадника топчан. По обе стороны двора помещения: подсобные – по левую сторону, а жилые – по правую. Дом старушки аккуратный, жилые комнаты обставлены по-старинному: никакой мебели, разве что большой сундук. На сундуке аккуратно сложены курпачи, покрытые сюзане из старинной адрасовой ткани с тамбурной вышивкой. Деревянные полы застелены маленькими выцветшими ковриками. В углу комнаты растелены курпачи, на них тюфяки и плоские подушки. Здесь под рукой старушки лежал веер ручной работы. Днём в жаркое время года она пользовалась им, спасаясь от жары. Это было место отдыха.

Единственным украшением жилой комнаты являлся настенный шкаф, вделанный в стену, как это часто встречается в старинных домах. Это тонкая работа мастеров-гончаров, которые прямо в стену вмонтировали многочисленные полочки из гипса. Такое сооружение служило сервантом, в который ставили дорогие посуды, конечно, по мере возможности: китайский фарфор, узбекский с изображением хлопка, которые очень ценились в те времена.

А по вечерам хозяйка дома стелила на топчан коврик и курпачи с подушками и отдыхала. Подле неё всегда был большой чайник с чаем. Покручивая веером и попивая чай, она философски созерцала свою безмятежную одинокую старость.