Антон Овчинников - Генезис
Часть I
Ты будешь проклят и забыт,
И навсегда отвергнут теми,
Кого любил, кем дорожил,
И разум твой укроют тени.
– Пожалуйста, ложитесь сюда, руки положите вот так… Ноги на эти выступы… – инструкции следовали одна за другой, пожилой профессор сделал знак и молодая помощница подала ему откуда-то сзади странную маску с силиконовой трубкой.
Я ничуть не стеснялся своей наготы, мое тело совсем не выглядело на 53 года – я мог себе это позволить. Улегшись на жесткое пластиковое ложе, я огляделся по сторонам. Белый потолок, с разбросанными на нем не яркими светильниками, белые стены со стоящими вдоль них не понятными медицинскими приборами и прозрачными шкафами, рождали мысли о какой-нибудь обычной современной клинике и мне казалось, что предстоит заурядная операция, по удалению ничтожного полипа из носа. Но сейчас все было далеко не так заурядно – рождалась история и Я собирался стать ее частью! Я хотел все это запомнить, ведь когда я снова увижу это помещение, не будет уже этих людей, не будет ничего к чему я привык, даже времени…
Профессор, попросив открыть рот, аккуратно вставил мне в горло силиконовую трубку и плотно прижал к лицу полупрозрачную маску. Веки отяжелели и сами-собой закрылись, мысли стали ленивыми и неповоротливыми пока совсем не замерли на месте, последнее, что я успел почувствовать – поток холода, обтекающий мое тело…
«Бред!!! Уроды какие… Брр! Это ж надо таким чудовищам присниться!? Скорей всего это после вчерашнего застолья… Зря столько маминого салата съел, а потом еще и выпил папиной браги…» – подумал я открывая глаза, с неприятной брезгливостью вспоминая чудной сон. Хорошо вчера погуляли – брат женился! Мама такой салат смастерила, просто супер, за такие салаты ей все можно простить. А папа откупорил кувшин со своею лучшей брагой, которую он сварил неделю назад, как раз для этого случая. Да, наверное я ее и перепил…
Я открыл глаза – солнце уже было высоко, тонкий балдахин медленно колыхался над моей высокой кроватью, подгоняемый дуновением легкого ветерка из окна. Жаркое дневное светило через распахнутое настежь окно успело нагреть мою комнатушку и наполнить ее веселым щебетом птиц, занавески медленно колыхались, задавая такт музыке, рождаемой теплым ветерком и многоголосым щебетом, все вокруг было наполнено умиротворением и красотой жизни, ничего не предвещало грозы и грома.
– Кзыр! Опять ты еще дрыхнешь!?! Все давно на ногах, работают, не свет не заря, а ты тут все валяешься!!!
«О нет, маааа…» – бури страшнее в такое прекрасное утро сложно было себе представить.
– За что же такое проклятье нашему роду! Все твои братья и сестры работают с отцом с утра до ночи, помогают ему добывать нам пропитание, а ты?! Ты воистину наше наказанье!
Мать стояла активно жестикулируя в дверях комнаты и истошно орала выпучив свои и без того большие глаза.
– Маа, ну хватит орать, у меня живот болит…
– Ничего у тебя не болит! Обожрался вчера, как обычно! Засранец! Живо бери корзину и бегом в лес за материалами для отца! И пару орехов еще принеси!
Дико не хотелось вставать, да еще к испорченному спросонок матерью настроению, примешивался неприятный осадок от недавнего сна, который, как не пытался я его вспомнить, уже терялся в глубинах памяти, оставляя после себя лишь противное чувство замаранности.
– Ладно, ладно, давай сюда свою корзину! Сейчас умоюсь, и пойду…
– Умываться с утра надо было, а сейчас уже день, лентяй! Живо в лес, сейчас же!!! – Мать впихнула мне в руки большую плетеную корзину, и сильно сжав мою руку, потащила к выходу.
– Больно же! Отпусти! – заорал я, и хотел было добавить, что-нибудь обидное, но увидев в дверях усталые глаза подошедшего на шум отца, осекся на полуслове.
– Когда же ты возьмешься за ум, сынок? – с хрипотцой в голосе спросил меня папа, – Посмотри, все твои сверстники уже стали уважаемыми гражданами, некоторые даже купили дома в центре города, а ты все на нашей с матерью шее…