Екатерина Самусенко - Франция для чайников… чемоданов, велосипедов и почтовых марок

Настоящей француженке – по крайней мере той, что показывают в рекламе парфюмерии или шоколада, – для путешествия нужно всего ничего: берет, винтажный фотоаппарат и крохотная сумочка, куда поместится только посадочный талон.

О таких путешествиях я ничего не знаю. В те два семестра, что я провела на стажировках во французских университетах, я носилась от Нормандии до Альп в сопровождении чемоданов, рюкзаков и даже зонтика по имени Франсуа. И поскольку большую часть поездок я проделала в одиночку, то именно эти вещи пережили вместе со мной массу восхитительных и позорных, возвышенных и дурацких происшествий.

Я с удовольствием предоставила бы им слово, если бы не боялась, что за все пережитое они покроют меня трехэтажной бранью.

Итак, мне придется пересказать все самостоятельно.

Наверное, каждый путешественник знает, что такое бочка Дианад. В свое время несчастные гречанки Данаиды были обречены вечно лить воду в бочку, которая чудесным образом опустошалась сама собой. Эффект же Дианад – то есть Данаид наоборот – проявляется, когда ты, собираясь в дорогу, скрепя сердце вытаскиваешь из чемодана очередную вещь, а он с каждым разом вмещает в себя все меньше и меньше.

Во время пребывания во Франции мой чемодан, судя по всему, сел на диету и решительно отказался вмещать даже часть тех вещей, которые я в нем привезла. Не помогли ни увещевания, ни расстегнутая потайная молния, призванная увеличить его объем, – чемодан успокоился и согласился пойти на переговоры лишь после того, как в него поместили бутылку нормандского сидра, бережно завернутую в колготки.

Определенно, за шесть лет его характер испортился. Еще в 2016 году я почти случайно купила модный красный чемодан в Петербурге – тогда мне срочно нужно было перевезти домой припасенные на полгода вещи, в том числе восьмисотстраничную книгу «Старый Петербург» (что вы хотите, я ведь ехала поступать на филфак!). В то далекое время мой чемодан еще воспринимал такие авантюры с энтузиазмом, но теперь, отгремев десятки километров по брусчатке французских centre-ville[1], он скрипел выдвижной ручкой и прихрамывал на одно колесо даже на ровном асфальте.

Расставаться со старичком было жаль, да и покупка нового чемодана влетела бы мне в копеечку. А ведь нас с ним ожидало настоящее приключение: нам нужно было выехать из канского[2] общежития в Париж, а через пару дней отправиться домой через Хельсинки. В конце концов я пошла на компромисс и отправила часть вещей посылкой, а еще часть решила раздать другим студентам.

Если ты не Диоген, то за четыре месяца проживания в общежитии ты незаметно обзаведешься целым хозяйством – чайником, пледом, постельными принадлежностями и прочими жизненно необходимыми вещами вроде диско-шара. (Я не преувеличиваю: первым, что я увидела при заезде в общежитие, был висящий под потолком одинокий диско-шар; правда, это было не в Кане, а в Петербурге!) Что-то из этого я упаковала в посылку, что-то отнесла в общий шкаф на первом этаже. И шкаф не подвел: едва я положила туда одеяло и подушку и отошла на пару минут, их немедленно и след простыл – не иначе как перенеслись в Нарнию отогревать ее обитателей от вечной зимы.

Наконец, собрав в отдельный пакет соусы, приправы и крупы, которые мне не хотелось выбрасывать, я позвонила своей подруге из Польши, жившей в том же общежитии. Она должна была выезжать вместе со мной, но заболела в самый разгар сессии и осталась на пересдачу.

– Хорошо, я все это заберу, – согласилась Богумила, – но тогда и ты, пожалуйста, тоже возьми кое-что на память.

Я радостно согласилась (еще бы, такая возможность освободить руки!) и немедленно побежала на два этажа вверх.

На пороге комнаты Богумилы у меня потемнело в глазах: подруга радостно протягивала мне пакет еще большего размера. Внутри оказались коробки с печеньями макарон, россыпь шоколадных пасхальных яиц и какие-то конфеты с нечитаемыми польскими надписями. Вершиной всего был огромный постер с образцом нормандского юмора: на нем была карта Франции, где над всей страной шел дождь и только над Каном и Руаном оптимистично сияло солнце.