Диана Васильева - Феникс

Оазис-7 проснулся раньше её.

Свет купола был приглушённым, рассеянным, словно утренний туман, сквозь который пробивались лучи давно уставшего солнца. Здесь не было звуков ветра, шелеста листвы или даже тишины – вместо них гудели климат-контроль и шумели фотонные панели, жадно впитывая каждую частицу доступной энергии. Купол, покрытый полимерным композитом, отражал внешний мир, как зеркало, в котором никто не хотел себя видеть.

Агата Шталь открыла глаза, как будто прервав внутри себя что-то важное. Сон был беспокойным, но привычным: купол всегда навевал тревогу, даже если внутри было тепло, стабильно и предсказуемо. Она села на краю койки, проводя рукой по голове. Волосы спутались, в виске пульсировала лёгкая боль. Нейрокомп, встроенный в область шеи, замигал зелёным – биометрия в пределах нормы, подключение к сети успешно, режим отдыха завершён.

– Время пробуждения: 06:02. Дефицит сна – 14 минут. «Рекомендуется фокус-медитация», —сообщил системный голос.

– Рекомендуется кофеин, – проворчала она.

Кофеин в Оазисе был синтетическим, вкус – как у растворённой пластмассы, но привычка была сильнее здравого смысла. Она встала, шагнув на холодный пол модуля, не включая обогрев. Холод был тоже привычкой. Он напоминал, что ты живой.

На стене ожил интерфейс. Панель биоуправления отобразила параметры Платформы А: уровень кислорода – 84% от нормы, фотосинтетическая активность – 31%, влажность – падает. Статус опыления – прерван. Сигнал тревоги не сработал. Агата нахмурилась.

– Кто отключил дронов? – спросила она, обращаясь к пространству.

– Никто. Они не взлетели, – отозвался голос Питера из локального канала. Голос был ровным, нейтральным, но всё равно казался живым. – Причина: биологическая аномалия. Возможно, спорообразование в зоне опыления. Я инициировал скан.

– Когда?

– 05:47. В процессе подтверждения.

– В какую зону?

– Сектор 7, субкластер «Мох-3». Закрытая тестовая ячейка.

Агата на секунду замерла. Сектор 7 был её территорией, и в «Мохе-3» они только накануне ввели новый субстрат. Он не должен был сразу реагировать. Она активировала карту. Секция мигала жёлтым, уровень активности нестабильный. За ночь произошёл скачок роста биомассы на 400%. Фотонная эмиссия в спектре E1. Это был аномальный сигнал – такой уровень могла выдать разве что зрелая экосистема.

– Подключи визуал.

– Уже в пути.

В дверь постучали – тихо, символически. Без разрешения вошёл Питер. Он выглядел как человек, если не знать, что под кожей у него нет крови. Внешне – юноша лет семнадцати, с идеальными чертами лица, светлыми волосами, чуть-чуть неестественно прямой осанкой. В его движениях не было ни малейшего колебания, он не шумел, не ошибался. Только глаза – серые, почти стальные – выдавали то, что он никогда не моргал без нужды.

– Визуал со сканера, – сказал он и передал ей планшет.

На экране плавно двигалась камера разведдрона. Изображение было чистым. Пространство субкластера казалось обычным – ряды полупрозрачных фотосинтетических кустов, моховая подстилка, равномерное освещение. Но на дальнем плане один из кустов расползался, как будто вытягивался вверх. Его листья темнели, покрываясь узором, напоминающим нервную сеть. Вокруг – странный туман, слишком плотный для простой влажности.

– Биоформа идентифицирована?

– Нет. Это нестабильная мутация. Сканер фиксирует новые белковые цепи.

– Возможность заражения?

– Нулевая. Герметичность сектора подтверждена. И… Агата, в нём обнаружен фермент E3-V.

Она резко повернулась к нему.

– Мы не вводили E3-V.

– Верно. Но он там есть. Либо синтезирован локально, либо… сохранён ранее.

– Спонтанный синтез невозможен. Это сложный фермент.

– Тем не менее он там.

Она подошла к интерфейсу, вызвала архив: журнал изменений за последние 24 часа. Никто не входил в сектор. Доступ был закрыт. Значит, либо ошибка системы, либо…

– Ты хочешь сказать, что растение само создало его?