Виктория Вита - Этот сильный слабый пол
Моим подругам, кто в горе
и в радости – всегда рядом.
Сильные люди – это не те,
у которых все хорошо,
это те, у которых все хорошо,
несмотря ни на что.
Часть 1
За дверью раздавались звуки, похожие на артподготовку, в которой, по меньшей мере, участвовала установка «Земля – Воздух». Варвара не знала, как работает такая установка, и вообще была очень далека от армейских дел, хотя и была лейтенантом запаса, лейтенантом медслужбы. В коридоре продолжался грохот, то наращивая свою мощь, то заметно снижая. Варвара давно уже была знакома с методами уборки санитарками бесконечно огромного коридора их хирургического отделения. Здание клиники все-таки было построено в конце девятнадцатого века, построено крепко, мощно, короче, действительно на века. В самой ординаторской было пусто. Молодежь, в виде клинических ординаторов, чтобы пораньше удрать после дежурства, ни свет ни заря рванули по палатам, без зазрения совести, будили пациентов, настойчиво приглашая их на перевязки. За дверью, в коридоре продолжала активно грохотать пластиковыми принадлежностями для уборки санитарка, Марфа Васильевна. Марфа Васильевна – ну дали же родители имечко, небось, в детстве дразнили Марфуткой и Марфушечкой-душечкой, как в детском фильме. Сейчас не то что за глаза, а даже в помыслах никто не мог к ней так обратиться, так как, несмотря на занимаемую должность, она представляла собой величавую даму. Эта дама, именно дама неопределенного, но явно пенсионного возраста, имела монументальное телосложение и такой же характер. Для нее не существовало авторитетов, пожалуй, кроме самой Варвары, к которой, неизвестно почему, она питала определенную слабость и почти по-матерински ей покровительствовала. Все что нельзя было остальным, независимо от их статуса, пола и возраста, Варваре – «деточке» сходило с рук. Однажды главный врач, Альберт Альбертович, среди простых смертных АльАль, иногда – наш Капоне, но чаще всего слышалось наш аналь-аналь, забрел на их отделение во время генеральной уборки. Марфа Васильевна с видом разгневанного Посейдона всех гоняла шваброй по коридору. Пациенты, посетители, врачи вжимались в стену, и всем своим видом показывая, как это мучительно не уметь летать. АльАль шел по самой середине коридора, как обычно, не замечая никого и ничего вокруг, а за ним, по еще влажному полу, ровной цепочкой тянулись четкие черные следы. Санитарка встала в позу «Девушки с веслом» и голосом, способным перекрыть рев среднего размера водопада, гаркнула: «Стоять!». Встали все, и не только те, кто в это время был в коридоре, но и те, кто был в палатах и в ординаторской на другом конце коридора, кажется, даже настенные электронные часы, и те остановились. Главный замер, выкатив и до того слишком «выразительные» глаза.
– Это ты мне?! – Его шепот был, пожалуй, страшнее, чем громовой раскат Марфы Васильевны.
– Тебе, касатик, тебе, – пророкотал монумент, усиливая ударение на «тебе». Мало того, что на «ты», еще и «касатик». Менее подходящее обращение для главного просто нельзя было подобрать. Он был чрезвычайно высок и до невозможности худ, ко всему, редкие белесовато-рыжие волосы, несмотря на укладку, не прикрывали уже наметившиеся залысины, просвечивающие мерзким бледно – розовым цветом. Лицо с мелкими чертами, казалось, состояло из одних углов. Глубоко посаженые голубые водянистые глаза окружали красноватые веки без ресниц; тонкий с горбинкой нос и рот щель, с полным отсутствием губ, и скошенный, из-за неправильного прикуса, подбородок. Кожа белая до голубизны покрытая рыжими веснушками, была такая тонкая, что через нее просвечивала капиллярная сеть и казалось, если главный откроет широко рот или, не дай Бог, улыбнется, то она просто треснет по всему контуру лица. Поэтому «касатик» звучало не просто насмешкой, а уничижительной насмешкой.
– Как зовут?! – практически не открывая рта, спросил главный.