Александра Хоменок, Александра Владимировна Хоменок - Эскимосскины истории
Загадка
Я люблю загадки. Особенно, если они о жизни.
А еще больше, если загадываю я, а отгадывает мой дедушка-врач. За свою жизнь он прочитал, наверное, тысячу книг. Некоторые из них были на уже несуществующих языках, например на латыни. Я видел одну такую: в ней много непонятных рисунков, в основном со всякими костями. Называется она «Ансиентмедисине», что означает «древняя медицина».
Как правило, дедушка все отгадывает. Но иногда мне везет: например, когда я придумываю загадку на ходу. Она-то и ставит его в конец дороги. В смысле, в тупик. Вчера ему не повезло – загадка буквально валялась под моими ногами.
Я стоял в прихожей с телефонной трубкой и рассматривал себя в зеркале. Дедушка в это время что-то рассказывал про свой последний поход за глиной для горшков.
– Дед, хочешь загадку?
Дедушка тут же прервал свой рассказ и ответил:
– О, конечно! Слушаю!
– Лежит на полу и мешает пройти. Через секунду:
– Сапоги.
– Нет.
– Тапки.
– Нет!
Дальше дедушка перечислил предметы гардероба, которые видел на мне этой осенью, да еще кое-что из маминого. В загадках он, знаете, тертый блин, поэтому так просто уступать не хотел и взялся за мои игрушки.
– Джип.
– Нет.
– Пожарка.
– Тоже нет.
И он перечислил весь мой автопарк. А это ни много ни мало семнадцать машин, если не считать гоночную с отломанной дверью.
– Сдаюсь, – наконец выдохнул дедушка.
– Это мои деньги, дед! Молчит.
– Мама, понимаешь, всю мелочь мне отдала, а я рассыпал, когда в карман прятал. Тут как раз ты позвонил. Вот и лежат до сих пор: никакой пользы от них. Для загадок только и пригодились.
– Деньги… – дедушка, видимо, вспоминал какое-то мудреное книжное выражение. – Они счет любят! А загадка хорошая. Тянет на миллион!
И дедушка рассмеялся так, как умеет только он. Я ведь говорил, что загадки о жизни самые сложные. Я-то давно понял, что жизнь сложная штука.
Любовь есть
Вчера по дороге из школы домой в моей жизни что-то изменилось. И наверное, навсегда. В автобусе рядом со мной села девочка в шубе под далматинца. Открыла блокнот и пишет:
«Я люблю Артема. Он красивый и веселый.
И одежда у него красивая. А он, наверное, меня не любит. Но почему?»
Вижу это боковым зрением – не знал, что оно у меня такое хорошее. Она ставит многоточие, закрывает блокнот и подрисовывает ноги Ариэль на обложке. Я как будто смотрю в окно, она грызет ручку. Тут снова открывает блокнот, зачеркивает «меня не любит» и пишет «просто сухарь».
Тетя напротив смотрит на нас обоих косо. Хочется угодить тете и тоже косо посмотреть на эту девочку. Но я поддаюсь другому порыву…
Позже дома оправдываюсь перед мамой:
– Понимаешь, мам, я не выдержал такой несправедливости.
Мама резко поворачивается ко мне и перестает жевать.
– Достал из рюкзака ручку, бумажку и написал ей ответ. Девочка мне, конечно, «спасибо» не сказала, потому что автобус как раз остановился на моей остановке. Ну и ладно! Отдал ей этот листок и вышел – пусть просвещается. Не жалко.
«Сейчас мама обязательно спросит, что я там написал», – тут я почти пожалел, что начал этот разговор.
– И что ты там написал? – так и не проглотив, подтвердила мои мысли мама.
– Любовь есть, а русалок нет. Вот что! – ответил я. – Пусть знает, что мальчики тоже умеют чувствовать.
Мама ничего не ответила, даже чая забыла предложить, и я пошел спать.
С того дня книгу сказок Андерсена с Русалочкой на обложке я больше не видел. Зато толстенная «Энциклопедия молодой семьи» перекочевала с верхней на среднюю полку книжного шкафа, до которой я запросто дотягиваюсь.
Той ночью мне приснилась пятнистая шуба.
Я гладил белый в черные пятнышки мех и думал о том, что Артему очень повезло.
«Любовь есть, – повторял я поддельным далматинцам. – Пусть пока только в блокнотах и энциклопедиях».
Отец
Папы бывают разные. Но я об этом совсем не думаю. За меня это делает мама. Она это любит. А еще любит мне шнурки узлом хирурга завязать или на лавочке у стадиона посидеть, пока я тренируюсь. Пап она называет официально – отцами. Я ей во всем доверяю и соглашаюсь. Без болельщиков ведь,