Елена Серебрякова - Ещё не вечер, господа!

Объяснить происхождение белых ночей мог каждый юнкер Михайловского артиллерийского училища. Но далеко не каждый сумел бы объяснить изменения в человеческой душе, когда сумеречный свет, начавшись вечером, сопровождает своим сиреневым оттенком ночь и раннее утро. Здания, набережные, мосты и вода в Неве окрашиваются в цветовую гамму, которую не способен воспроизвести даже самый талантливый художник. Начавшиеся в конце мая, белые ночи сопровождают июнь и только в первых числах июля все возвращается на круги своя. В июне кривая нарушений воинской дисциплины среди юнкеров Михайловского училища возрастает до максимума. Более всего – самовольные отлучки, опоздания и, главное, страдает успеваемость. Командиры и преподаватели знают про июньские заскоки учащихся и воспринимают их со снисхождением.

Юнкер Сергей Очкасов провел воскресенье в доме с родителями и теперь собирался в казарму согласно предписанию. Его семья жила в громадной квартире многоэтажного дома на Сергиевской улице. До Арсенальной набережной, где располагалась «Альма-матер», он всегда ходил пешком. Расчет по времени сложился еще на первом курсе и ныне превратился в биологический хронометр. До училища оставалось с четверть версты, когда Сергей начал догонять милую парочку молодых людей. Он, судя по форменной одежде – студент университета; она, невестинского возраста, из благородной семьи. Между молодыми людьми происходила ссора. Он громко жестикулировал и доказывал, с его же слов, непреложную истину. Девица молчала. Сергей сбавил шаг и прислушался к монологу студента:

– Сытые и довольные предлагаете просветительство. Но откуда тебе, дворянке, дочке высшего чиновника, знать, что нужно простому народу? Хождение в него уже пройденный этап и сей путь тупиковый.

– Отнимать жизнь у человека не по-христиански, то есть великий грех, – пропищала девица.

– А если эта жизнь мешает жить другим, если человек заслуживает казни. Мне надоело слушать твои нравоучения, прощай!

– Кирилл, постой, ты опять торопишься!

Но студент махнул рукой, перешел на другую сторону и зашагал так быстро, что казалось, из-под каблуков вот-вот полетят искры. Девица остановилась и, видимо, намеревалась заплакать. Сергей взял ее за локоть, отчего она вздрогнула, но, увидев военную форму, плакать передумала. Следующим движением она развернулась к Сергею лицом и посмотрела на него своими синими глазами. Внутри Очкасова что-то взорвалось. Он считал себя человеком серьезным, неподверженным лирике и прочей душевной ерунде.

– Просто не сдержался, а так Кирилл добрый и отзывчивый, – пропищал тонкий голосок в оправдание недавнего собеседника.

– Как к вам обращаться, сударыня, – первое, о чем спросил Сергей.

– Меня зовут Таисия, но друзья называют Тая. Удобно, верно?

Сергей посчитал сокращение имени фамильярностью и обратился как положено:

– К сожалению, Таисия, проводить вас до дома не временем. Но посадить на извозчика, время позволяет.

– Буду вам признательна…

– Считаю возможным предложить вам встречу со мной, положим, в следующее воскресенье на этом же месте в дополуденное время.

– Я согласна, я приду к одиннадцати часам.

В этот момент мимо проезжал извозчик, и Очкасов его остановил:

– Любезный, довезешь девушку туда, куда она скажет и, смотри, без лихачества, – Сергей вложил в руку извозчика деньги.

– Буду ждать в одиннадцать часов в следующее воскресенье, – выдал на прощание Сергей, еще не понимая, откуда взялась такая настойчивость.

Он усадил Таисию в коляску и, наклонившись, прислонился губами к ее руке.

На построение Сергей опоздал и, получив положенное за проступок, начал готовиться к отбою. Лежа на койке, снова проиграл в голове знакомство с Таисией. Его волновало, как он выглядел в глазах девицы. Во время занятий и после них он обдумывал куда пригласить Таисию. Надо, чтобы ей не было скучно, и самому не выглядеть занудой. Каждый раз после отбоя он долго не мог заснуть, таращился на сумерки за окнами и проигрывал детали будущей встречи.