← К описанию

Антон Семенов - Эмили в мире кукол



Родители Эмили начали ссориться больше месяца назад. В квартире словно повисла тяжелая тишина, и каждый шорох казался предвестником новой бури. Норман и Нэнси старались избегать друг друга, будто их разделяла невидимая стена, холодная и непроницаемая, как зимний ветер. Дела с деньгами шли из рук вон плохо, и вскоре семья лишилась самого ценного – их величественного двухэтажного дома с собственным гаражом и прекрасной территорией вокруг. Дом этот был не просто зданием, он таил в себе секреты и воспоминания, которые теперь, казалось, навсегда утрачены. Потеря этого убежища, где каждый уголок дышал историей, лишь усилила трещину между Норманом и Нэнси, превращая её в глубокую, зияющую пропасть. Теперь они ютились в старом многоквартирном доме, где соседи оказались далеко не самыми приятными. По соседству обитала странноватая тощая женщина по имени Агата, которая держала у себя целую армию кошек – двадцать пушистых питомцев, каждому из которых она дала имя. Их мяуканье эхом разносилось по всему дому, словно заклинание, от которого невозможно избавиться. На этаже выше обосновались братья-близнецы Брайан и Алекс, чьи выходки наводили ужас на всех жильцов. Они регулярно выбрасывали предметы из окна, наблюдая, как те разбиваются вдребезги внизу, словно в каком-то зловещем эксперименте. А их прыжки по полу звучали, как глухие удары сердца дома, заставляя стены дрожать от страха. На самом верху, там, где крыша дома почти касалась неба, находился крошечный чердачный этаж с единственным маленьким круглым окном, словно глаз, смотрящий в мир. Там обитал загадочный мужчина, чьё лицо никто никогда не видел. Он редко покидал своё жилище, и его имя оставалось тайной, словно само существование этого человека было окутано мраком. Для Эмили новый дом оказался тихим и унылым, словно здесь время остановилось. Каждый день тянулся бесконечно, и даже воздух казался тяжелым. В тот день Эмили проснулась от странного звука – тихого, монотонного стука, словно кто-то осторожно постучал пальцем по дереву. Подняв глаза, она увидела, как капли воды, словно слёзы, падают с потолочных балок прямо на её прикроватную тумбочку. Каждая капля оставляла маленький тёмный кружочек на поверхности дерева, словно оставляя свою метку. Эмили, зевнув, натянула одежду и потянулась, ощущая, как мышцы медленно просыпаются после сна. Подойдя к зеркалу, она поправила свои заплетённые дреды цвета тёмного шоколада, которые мягко свисали вдоль лица, и, кривляясь перед отражением, скривила губы в недовольную гримасу. Затем подошла к окну, откуда открывался вид на серый, хмурый день. Дождь уже прекратился, оставив после себя липкую сырость, которая навевала мысли о заточении внутри старого дома. Эмили вышла из своей комнаты и прошла мимо ещё двух пустующих дверей, пока не добралась до кухни. Там, у окна, сидел Норман, уткнувшись в газету. Его взгляд скользил по страницам, выискивая вакансии с обещаниями больших доходов, чем те, что он имел сейчас.

– Доброе утро, Эми, – произнёс он, не отрываясь от чтения.

– Доброе утро, пап, – ответила Эмили, направляясь к столу. – Что-нибудь есть покушать?

– Чай ещё горячий, и осталась вчерашняя пицца, – ответил Норман, всё так же погружённый в газету.

Эмили взяла кусок пиццы и откусила. Пицца оказалась холодной и безвкусной, но девочка всё равно съела её, запивая горячим чаем. Чай обжёг ей губы, и она вскрикнула от боли.

– Я же говорил, что чай горячий, доченька, – заметил Норман, наконец подняв голову и взглянув на неё поверх газеты.

– Ладно… – пробормотала Эмили, отходя от стола и направляясь к выходу.

Она подошла к входной двери, надела зелёную ветровку и чёрные ботинки, готовясь покинуть дом.

– Я ухожу! – сказала она, взмахнув рукой.

– Хорошо, только не хлопай сильно дверью, – отозвался Норман, снова погрузившись в чтение.

Эмили вздохнула, открыла дверь и вышла наружу, стараясь не хлопнуть дверью слишком громко. Но замок щёлкнул чуть громче, чем хотелось бы, и звук этот эхом прокатился по коридору. Едва ступив на крыльцо, Эмили случайно зацепила горшок с цветком, стоящий у порога. Горшок покачнулся и едва не упал, а сзади раздался пронзительный крик: