Лея Кейн - Ёлкин папа!

– Не долби мне мозги! – выхожу из себя, одной рукой держа мобильник у уха, другой вращая руль.

Снег валит хлопьями. Дворники со скрипом метут его с лобового. Весь город колом. А на заднем сиденье тачки прыгает гиперактивный спиногрыз моей секретарши в костюме фиксика. И плюсом ко всему у Полины приступ предновогодней истерии.

– Но ты обещал, что этот Новый год будет особенным! – верещит она в трубку. – Я уже чемоданы собрала. А ты говоришь, что мы будем отмечать его тут! Как конченные нищеброды!

Намекая на особенность Нового года, я, вообще-то, подразумевал то кольцо, что изготовили ей на заказ. Но теперь сомневаюсь в твердости своего выбора.

– Все мои подруги рванули за границу! – развивает она тему, пока я ищу свободное место припарковаться у детского сада.

– Да-да, кто в Грузию, кто в Казахстан, – размышляю вслух.

– Я про Таиланд! – визжит она. – Про Гоа! Про Мальдивы!

– Новый год без снега не праздник.

– Это без моря он не праздник!

Протискиваю своего крупного зверя промеж двух отечественных ласточек и оборачиваюсь к пацану:

– Давай напяливай куртку. Твои сопли нам ни к чему. Знаю, чем это кончится. Твоя мама уйдет с тобой на больничный, и мне придется самому все дела разгребать.

– Ты вообще меня слышишь?! – срывается на хрип Полина.

– Конечно, котенок. Но давай обсудим это позже? Дня через два?

– Майк, ты в своем уме? Сегодня тридцатое! Завтра Новый год! В моем аккаунте уже должна быть коллекция свежих фоток с моря!

– Дядь Миша, я все, – оповещает меня пацан.

– Поль, мне пора. Я прискачу к тебе вечером. – Скидываю звонок, недослушав ее вопли, и выхожу из машины.

Суровая нынче зима. Три шага сделал, а уже весь облеплен, будто тебя в сугроб окунули.

Хватаю своего подопечного за шиворот и волоку к крыльцу, где одна нервная девочка в ободке с оленьими рожками с кем-то громко ругается по телефону. Полина, оказывается, просто ангел по сравнению с этим мелким монстром.

– Как это ты не приедешь?! – психует она. – Сейчас начнется концерт!

– Курточку запахни, – подсказываю ей, проходя мимо.

– Вам-то что? Идите куда шли! – огрызается со мной и отворачивается, надув губки.

Какие чувствительные детки пошли.

Завожу мальчишку в здание, где его ждет бабуля.

– Ох, Михаил Иванович, сердечно вам признательна! – благодарит она меня, прижимает к себе внука и протягивает мне шерстяные носки с резинкой в разноцветную полоску. – Вот, возьмите, пожалуйста. Подарок. Сама вязала.

Веду бровями. Я такое радужное не надену даже под дулом пистолета. Даже если это будут мои единственные носки. Уж лучше босиком, чем так позориться.

– Вот спасибо, – выцеживаю бабуле и прячу это недоразумение в карман куртки.

– Ну мы побежали, а то скоро представление начнется! – Машет она мне на прощание и тянет пацана в раздевалку, куда суетливые родители с детьми вливаются одной плотной жужжащей массой.

Я примерно понимаю, почему Марина сама не захотела вести сына на утренник, спихнула все на бабулю и без условий согласилась сегодня отработать полный день. В этом хаосе через десять минут черепок лопнет. Не дожидаясь, пока это произойдет со мной, выметаюсь на улицу.

Суровая девочка уже не кричит. Сидит на ступеньках прямо в снегу, уткнувшись лбом в острые коленки и тихонько всхлипывая.

Мне надо бы последовать ее совету – идти куда шел, но жалко ее становится. Вспоминаю себя в этом возрасте. Как дурак ждал отца на утреннике к двадцать третьему февраля, мастерил аппликации, рисовал открытки, а он то в командировке, то на совещании, то на праздничном мероприятии у какой-нибудь шишки. Паршиво было чувствовать себя сиротой при живом папаше.

– Тебя как звать? – спрашиваю у этой плаксы.

– Елка, – отвечает со всхлипом, даже не подняв лица.

– Символично… А по-настоящему?

Утерев носик тыльной стороной ладони, поднимает заплаканные глазки. Большие-большие. Ярко-голубые. Шмыгает носом и говорит:

– Это мое настоящее имя.