Юлия Андреева - Элина Быстрицкая. Красавица с характером

– Элина, расскажите про войну?

– Мне трудно вспоминать, как это было: не то чтоб не хочу или забыла, а нужно говорить за всю страну.

Николай Манацков

Над черным полем порхали белые уголки солдатских писем, они вылетали из развороченного бомбой черного, обгорелого чрева пульмановского вагона, беспомощно кружась в пахнущем гарью воздухе и оседая на черную выжженную землю. Письма с фронта домой, весточки из дома.

Кто теперь соберет в поле черном их белый урожай? Кому собирать?

В который уже раз Элина просыпалась в холодном поту, давясь слезами и собственным бессилием. А действительно, что она могла тогда сделать – худенькая девчонка в санитарном вагоне, когда их поезд летел сквозь эту белую метель чьих-то надежд и тревог? Не скажешь же: дяденьки, тетеньки, давайте остановимся и вернем все на свои места. Не бросишься в обугленную степь за чьим-то ускользающим счастьем. Больше всего изматывала мысль: вдруг все-таки что-то можно было сделать? Элина бросилась к смотревшим на происходящее со слезами на глазах раненым, уверяя их, что письма непременно кто-нибудь соберет, что все они обязательно доберутся до своих адресатов, что все будет хорошо и вообще скоро войне конец. Она лепетала, стараясь сдерживать слезы; в то время она уже несколько месяцев не получала вестей от воюющего где-то под Сталинградом отца. А ведь среди тех выброшенных в поле писем могло быть и его письмо.

Черно-белый ужас недавней войны вот уже сколько лет нет-нет да и пробирался в сны Элины Быстрицкой, заставляя ее переживать все снова и снова.

Элина Быстрицкая в детстве. 1930-е гг.

Когда началась война, Элине было тринадцать лет – явно непризывной возраст, да еще и девочка. Отправилась бы, как и все, в эвакуацию – никто бы и слова против не сказал. Тем не менее через неделю после начала войны Элина пошла в госпиталь, где служил ее отец^>1, и попросила пропустить ее в штаб. Конечно же, было проще уговорить самого отца дать ей работу в госпитале, но Элина не желала себе никаких поблажек. Поэтому, приметив у дверей часового, она смело направилась прямо к нему.

– Пропустите меня к комиссару.

Оказалось, без пропуска нельзя. Удачно, что много раз, сокращая путь до отцовского кабинета, Элина с сестрой перелезали через ограду, так что и в этот раз она воспользовалась привычной дорогой. Должно быть, в самом начале войны часовые еще вели себя расслабленно и проглядели появление на охраняемом объекте посторонней. Иначе могли бы и пальнуть, а потом разбирайся, зачем девчонка полезла куда ее не просили.

В штабе она без труда нашла кабинет комиссара, вошла и с порога заявила:

– Хочу помогать фронту.

– Что ты умеешь делать? – с удивлением спросил комиссар.

– Для фронта я умею делать все.

Женское лицо войны. Девушки-снайперы на марше. 1944 г.

Последовала недолгая пауза; должно быть, военный размышлял, что именно он может поручить настырной девчонке, чтобы она не надорвалась, не травмировалась и при этом действительно принесла хоть какую-то пользу. О том, что Быстрицкая не отстанет, он уже догадался по лихорадочному блеску ее темных глаз.

– Хорошо, будешь работать в нашем госпитале. Разносить раненым почту, писать им письма под диктовку, читать газеты и книги…

Это было действительно мудрое решение. Вежливая, воспитанная девочка, которая будет выполнять мелкие поручения, – что еще нужно? Кусочек мирной жизни – кто-то, смотря на Элю, вспомнит оставленную дома дочку, кто-то – младшую сестру. Военным людям просто необходимо время от времени общаться со штатскими, тем более если это домашняя девочка с двумя тугими косичками и нежной улыбкой. Пусть в свободное время декламирует стихи, поет песенки, читает принесенные из дома книжки.

Первое время Элю не ставили на довольствие, проверяли, выдержит ли, не сбежит ли при виде первой крови. Не сбежала, все выдержала, прижилась, осталась, стала своей.

Госпиталь располагался в городе Нежин на Украине, в том самом лицее, в котором с 1821-го по 1828 год учился Н. В. Гоголь. Когда в 1948 году Элина придет туда на первый курс педагогического института, ужасы войны вдруг словно окружат ее со всех сторон, как прятавшиеся до поры до времени в толстых стенах замка фамильные привидения. Так что юная студентка вдруг вспомнит все: дни, проведенные в госпитале, один за другим, каждый стон, каждую просьбу принести воды, каждое прочитанное вслух письмо. В классах, в которых ей предстояло учиться, во время войны располагались госпитальные палаты. Так что она вдруг вспомнила всех, кто лежал там, поименно. К слову, в Нежине госпиталь находился совсем недолго, список получился большим, но не бесконечным.