Эвелина Пиженко - Единственный

…Он не достал для неё ни одной звезды.

Он не построил ей мост, не возвёл дворец…

– Мама, не смей этого делать, слышишь?! – молодая женщина лет тридцати тщетно пыталась схватить за руку свою мать.

Скорбно сдвинув брови на моложавом, всё ещё красивом лице, та металась по комнате в поисках то ли одежды, то ли сумочки – в нахлынувшем на неё отчаянии она никак не могла сообразить, что является предметом её поисков… По виду женщины можно было предположить, что ей просто необходимо сейчас куда-то бежать… бежать, несмотря на протесты дочери. Её можно было бы посчитать крайне взволнованной, но печать настоящего горя, отразившаяся на лице, никак не соответствовала даже очень крайнему волнению.

– Я должна!.. – резким жестом руки отметая все возможные предостережения, пятидесятидвухлетняя женщина выбежала в прихожую и схватила с вешалки воздушный бледно-розовый шарф. – Я должна, Эля, понимаешь?… Я просто обязана это видеть!..

– Мама… – выйдя следом, Элина мягко попыталась забрать шарфик из рук матери, – тебе не нужно туда идти… Слышишь?… Не-нуж-но!

– Нет, ты меня не понимаешь!.. – та резко обернулась к дочери. – Я хочу посмотреть ему в глаза!.. Нет!.. Пусть он посмотрит мне в глаза!.. Пусть он посмотрит, и скажет!..

– Ну, что он тебе скажет?… – молодая женщина устало смотрела на мать. – Ничего хорошего он тебе сейчас не скажет…

– Нет… пусть он скажет… – подбородок задрожал, и давно просившиеся слёзы градом покатились из уголка подкрашенных чёрным карандашом век по слегка нарумяненным щекам. – Пусть он скажет, за что он так со мной?…

– Мамочка… – сама едва сдерживая слёзы, дочь крепко обняла мать. – Ну, успокойся… Не рви сердце… Ну, мамочка…

– Тридцать пять лет… – уткнувшись дочери в плечо, женщина зашлась в рыданиях. – Перечеркнуть все наши тридцать пять лет… ради какой-то…

– Мамочка… – шмыгая носом, Элина гладила мать по голове. – Не надо…

– А я не представляю!.. – неожиданно отстранившись, та лихорадочно ловила взгляд дочери. – Эля, я не представляю, как он сейчас объяснит всё нашим друзьям?! Он же не мог не пригласить на свой юбилей наших старых друзей!.. И Аркадий с Инной… и Егор со Светланой… А Володя?! Вот придут они сейчас в ресторан… И – что?! Что он им скажет?! Как он будет представлять эту… эту потаскушку… Ну, как?! Да они сразу развернутся и уйдут!.. Эля, как ты думаешь? Уйдут ведь?…

– Не знаю, мам… – Элина медленно покачала головой. – Не знаю… Единственное, что я знаю, это то, что тебе не нужно сейчас туда идти.

Кое-как уговорив мать вернуться в комнату, Элина усадила ту на диван и заботливо укрыла мягким, пушистым пледом. Порыв угас, и женщину начал трясти мелкий нервный озноб. Выйдя на кухню, Элина открыла боковой навесной шкафчик, где хранились лекарства и, выбрав нужный пузырёк, накапала в чистый стакан двадцать капель валокордина. Разбавив капли водой, вернулась к матери и заставила выпить.

– Знаешь, я вот сейчас подумала… – подняв на дочь покрасневшие от слёз глаза, мать заговорила уже более спокойным голосом. – Он ведь не ушёл бы!.. Папа бы не ушёл… Это всё она!..

– Какая теперь разница? – присев на корточки, Элина положила руки на колени матери – локти приятно утонули в мягком, шелковистом ворсе пледа. – Ты, главное, успокойся…

– Нет-нет!.. – кивая в подтверждение своих слов, женщина смотрела куда-то вперёд. – Это – она!.. Она ему сказала, что его юбилей и её день рождения они должны отмечать вместе, в этом проклятом ресторане… Я уверена, что так и было! Она настояла, а он… он всегда был слишком уступчивым… Иначе бы он не ушёл. Да!.. Это – она. И он ушёл только поэтому!.. Но он потом всё переосмыслит… да-да… Он переосмыслит, и поймёт…

– Мама… – Элина провела рукой по крашеным в тёмно-каштановый цвет волосам матери. – Не нужно придумывать сценариев… Я хочу, чтоб ты знала… Я – с тобой. И Антошка с тобой… И Игорь…

– Да уж… – женщина в ответ горько усмехнулась и прикрыла глаза. – Даже твой Игорь, и тот…